1
В конце сентября мне исполнилось восемь. Идёт сорок первый ― безрадостный год… За окнами плачет багряная осень ― Ведь где-то страдает несчастный народ. Я слушал рассказы с большим интересом ― Тогда же был глуп и достаточно мал. И в свой день рождения, этот, воскресный, Я сути войны не совсем понимал. Средь ночи я вздрогнул от крика: «Солдаты!» (Нарушив мой сладкий мечтательный сон), В деревню вошли без преград оккупанты, И вермахта марш зазвучал в унисон. Найдя свой ночлег в нашей местной церквушке; Внушая расправой, угрозами страх, Отняли зерно, все припасы, кадушки ― Вот так разместился в ту ночь подлый враг. Но им оказалось и этого мало: Они разоряли, сжигали дома, Творили бесчинства и скот забивали. И как теперь жить? Впереди-то зима. Забрали всех женщин: сестёр, матерей, Загнали в сарай, издевались и били. Восставших нещадно казнили людей. Мужчин и детей, что остались, пленили.
2
Без сна и питья день и ночь мы шагали. От голода ноги устало плелись. Безжалостный немец*, идущий за нами, Глядел свысока, как на сборище крыс. Нас в лес привели и всучили лопаты, Заставили яму глубокую рыть. За что? Почему? В чём же мы виноваты? Неужто живьём станут нас хоронить? Расставили в ряд, «auszahlen» повторяя, На «eins, zwei, drei, vier» под прицелом ружья. И те, что на «eins», моментально упали, Пробили их груди штыков острия. Мне было так страшно. Поверьте. Не лгу. Средь тех, кто остался у пропасти этой, Стоял мой отец. Там, на самом краю, Он тихо сказал: «До свидания, дети». И стоны и вопли пронзали до боли. Зажмурившись, рухнул на землю плашмя: ― Отчизна, родная, за что мы в неволе? За что погибают твои сыновья? Я к немцу подполз, обхватив его ноги, За что сапогом получил по лицу… Очнулся в той яме, что рыли, глубокой. Назло буду жить! Отомщу подлецу! А слёзы текли нескончаемым градом. И нет, мне не стыдно, пока я живой, Ведь жизнь для меня стала лучшей наградой. Я верил в надежду вернуться домой. Стемнело, ни звука, и стихли шаги. Безмолвно товарищи рядом лежали. Лишь сердце кричало: «Спасайся! Беги!» А руки и ноги от страха дрожали.
Немец* — употреблено во мн. числе (солдаты армии 3-го рейха)
3
Бежал без оглядки. Тиха ночь, темна. И тут я, овеянный запахом дыма, От пламени свет увидал, от костра. Оставшись без сил, я не смог пройти мимо. Казалось, не выберусь больше отсюда ― Кругом беспросветный сосновый был бор. Я видел детей, у костра были люди. И тут я родной услыхал разговор. Все силы тогда я собрал во мгновенье. Подумать не мог, да и вовсе не знал, Что я устремился вперёд, ко спасенью, К отряду живущих в лесу партизан. Теплом обогрели, с лихвой накормили, Спросили, откуда и кто я такой. Я всё рассказал: как деревню сгубили, Как спасся, как чудом остался живой. Мужчины тут взрослые были и дети, Сироты, ребята ― такие, как я. Все вместе спасались они на рассвете От вражеских пыток, обстрелов, огня. Меня приютили как брата, как сына, И не было разницы: свой иль чужой. Тяжёлой судьбою мы стали едины, И здесь я обрёл долгожданный покой. Мы жили в землянках и двигались часто, Прилежно учились по два-три часа Военному делу; тому, что опасно; Как нужно глядеть страху прямо в глаза. Наш путь был тернист и порою опасен, Встречали мы даже военных отряд, Чинить помогали им линии связи, За что нам вручили с десяток гранат. И вот, наконец-то, усвоив уроки, Без страха, сомнений шли только вперёд. Мы рельсы взрывали, мосты и дороги Со словом и мыслью, что враг не пройдёт!
4
Однажды нашли на пригорке солдата. Измучен и ранен был тот человек. Смотря на него, вспоминал, как когда-то Искал я убежище, кров и ночлег. «На поле в бою полегли остальные», ― В бреду повторял безымянный герой. На раны жгуты наложили тугие, Подняли его и забрали с собой. Он имя своё позабыл после боя, Не мог и сказать нам, откуда пришёл. Мы стали друзьями, мы стали семьёю. И он, как и я, тут поддержку нашёл. А я стал смелее и даже подрос. Не буду скрывать, что слежу за солдатом, Ведь он что-то вечно бормочет под нос, То молча сидит, то уходит куда-то.
Я шёл за ним долго и дом увидал. В том доме тихонько играл граммофон. Под музыку с немцем* солдат танцевал. Поверить не мог я, что друг наш ― шпион. И стало так горько! За что же родная Земля пропиталась невинною кровью? В бою за свободу народ погибает, Измученный голодом, страхом и болью. Я должен скорее вернуться обратно, О подлом предательстве всё рассказать. Не смог я бежать, ведь схватили внезапно. Как мог вырывался, пытался кричать. Никто не услышал в далёкой глуши, Как в дом этот силой меня затащили. И кто же всю правду родным сообщит? Спасаться им нужно, бежать, чтобы жили.
Немец* — употреблено во мн. числе (солдаты армии 3-го рейха)