Испуганный радист неуклюже упал на пол и сидя, показывал ладони мальчику, мол он безоружен и не опасен.
Наконец, заикаясь он пытался наладить контакт с мальчиком и объясниться:
“П-п-р-о-о-сти м-меня, Г-генрих, я боялся вам все рассказать, и я до сих пор боюсь вас!”
-И давно ты работаешь на иностранцев? - Генрих уже говорил спокойно и обреченно, бросив камень на пол.
- Каких еще иностранцев? - искренне удивился Сэм. - Я пытался связаться со своими только. Прости меня, Генрих. Я во всем виноват. -Тут уже дядя затрясся от плача и согнулся, обхватив лицо.
- Расскажи свою версию, все как есть. - холодно и медленно проговорил мальчик.
- Хорошо. Прости. Я давно хотел тебе рассказать обо всем, но боялся, что ты не поймешь и донесешь на меня. Про Марка вообще молчу.
- Что именно ты хотел рассказать?!
- О реальной ситуации в стране…
- Я и сам знаю все! Уже не маленький. А Марк вообще знает больше нас вместе взятых.
- В этом и беда. Вы все знаете. А откуда вы знаете? И почему решили, что это именно так и есть?
У мальчика в этот момент что-то внутри ёкнуло. Ему и самому иногда приходили на ум похожие мысли и сомнения, но он их всегда отгонял, считая это влиянием иностранного через волны. Но все же машинально ответил:
“В школе заинтересованы, чтобы мы знали правду. Ведь это важно для развития страны.”
-Генрих, Генрих, если бы ты узнал настоящую правду, ты был бы в шоке. Тебе еще это предстоит узнать и пережить. Я даже завидую, ведь мы живем в совсем разных мирах, хотя и в одной квартире. Ты в прекрасном выдуманном мире, а я в жестокой реальности, которая все давит сильнее с каждым днем. Хотел бы я лишь на время опять почувствовать это блаженное неведение, как у тебя, чтобы немного отдохнуть… Можно я расскажу о своем мире?
Мальчику показался вопрос очень странным, но он согласился.
Дядя сел поудобнее на импровизированный стул из строительного мусора и начал речь: “Я начну издалека, чтобы был какое-то представление у тебя. Помнишь я одним вечером упомянул что так мы так жили не всегда? Двадцать лет назад у нас в стране процветала свобода и демократия. Не было столько военных на улице, дурацких правил и законов. Люди не боялись своих детей и могли говорить при них все, что думали. А подросткам вроде тебя и Марка не забивали голову пропагандистской ерундой на уроках, а преподавали больше математики, физики и другие науки. Я сам занимался плотно наукой, но об этом, может, позже расскажу.
Затем пришла новая власть и все начало меняться. Самое страшное, что мы выбрали ее на честном голосовании. В газетах стали писать об избранности нашей страны, о том, как плохо и неправильно живут в других государствах. Постепенно ушла свобода слова, запретили выезд за границу без одобрения властей. Заводы все больше собирали танки, боевые машины и оружие, а обычная промышленность в то же время умирала. Магазины друг за другом закрывались, а товары все дорожали. А когда правительство попыталось удерживать инфляцию и регулировать цены, то полки совсем опустели. Начались огромные очереди и давки около супермаркетов. Доллар стал резко дешеветь, его печатали без остановки, для финансирования вооружения. Все накопления и заработные платы стремились к нулю.”
У Генриха внутри все полыхало от такой информации, хотя он и слушал дальше. Это полностью противоречило его мировоззрению и мозг буквально отторгал все сказанное практически на физиологическом уровне, вплоть до тошноты. В голове столкнулись две непримиримых идеи и нужно было решить кто должен победить. А сделать выбор казалось максимально сложно. С ним должно остаться что-то одно - или его взгляды о реальности или дядя. А тот все продолжал рассказывать:
“Затем началась война и уже 8 лет как идет… это ты знаешь. Наши войска стали входить как в соседние страны, так и за океаном. Поначалу наступление шло очень успешно, брали город за городом. Но затем эффект неожиданности перестал действовать, захват то забуксовал, а потом резко откатился назад. Сейчас уже 6 лет идут бои практически только в окопах. Как говорили по радио “Споры”, фронт застыл на одном месте, хоть каждая сторона пытается продвинуться. Но на государственных передачах все эти годы правительство постоянно рапортовало о победах и новых завоеваниях. Бессмысленные атаки только уничтожают людей с обеих сторон. Говорят, там окопы и бункеры разрослись практически до подземных городов. А в тылу дела пошли еще хуже после начала войны. Миллион людей стали мобилизовывать и гнать на фронт. Появились первые признаки голода, бунты и забастовки. Для подавления недовольства усилили пропаганду, запретили передвигаться между штатами без специального пропуска, повсеместно выставили посты и патрули. Затем стали насильственно расселять людей внутри городов, в том числе и нашего. Построили огромный концлагерь или как его еще называют - гетто. Туда перевозили всех неугодных, подозрительных и бесполезных для государства людей из нашего штата. Там творятся страшные вещи и мало информации оттуда. Всех, кто как-то может пригодится экономике и промышленности оставили в рабочем городке, где мы и живем.”