Выбрать главу

Откуда ни возьмись — Барри Гэннон:

— Ну, и что у тебя за план?

— Хадден пробил мне интервью с Джорджем Олдманом. Завтра утром.

— Так что же ты не радуешься?

— Он не хочет, чтобы я давил на Олдмана по части нераскрытых дел. Сказал мне, чтобы я собирал пока всякое предварительное дерьмо и поговорил с родственниками, если они согласятся.

— Поздравляю вас с Рождеством, дорогие родители пропавшего, скорее всего, мертвого ребенка. Санта-Эдди с удовольствием напомнит вам об этом кошмаре.

Мой ход:

— Да ладно, они все равно будут следить за делом Клер Кемплей, так что воспоминаний и без меня будет достаточно.

— Да, ты им только поможешь. Катарсис. — Барри улыбнулся и окинул взглядом клуб.

— Они все как-то связаны. Я знаю.

— С чем связаны? Три пива и…

Я отвлекся, спохватился:

— И виски с водой.

— …и виски с водой.

Барри Гэннон смотрел на Кэтрин.

— Везет же тебе, Данфорд.

Мне, оглушенному чувством вины и волнением, — слишком много виски, слишком мало виски — весь этот разговор казался странным.

— Что ты хочешь этим сказать? Что ты имеешь в виду?

— Сколько у тебя времени?

— Пошел ты на хер, я устал и не хочу играть в эту игру.

— A-а. Я понял, что ты имеешь в виду.

Но Барри уже повернулся к какому-то лохматому рыжему пацану, тощему, как карандаш, в толстом бордовом костюме; нервные черные глаза стрельнули в мою сторону из-за плеча Барри.

Боуи хренов.

Я попытался прислушаться к их разговору, но пернатое платье на крошечной сцене урезало «Не забудь же помнить».

Я взглянул вверх, вниз, снова на стойку.

— Ну как, развлекаешься? — У Кэтрин был усталый взгляд.

Я подумал: начинается.

— Ты же знаешь Барри. Грубиян, — сказал я шепотом.

— Грубиян? Кто бы говорил.

Игнорируя одну наживку, бросаюсь на другую:

— А ты как?

— Что — как?

— Не скучаешь?

— О да, я просто обожаю стоять у барной стойки в полном одиночестве за двенадцать дней до Рождества.

— Ты не одна.

— Была, пока Стеф не пришла.

— Могла бы подойти к нам.

— А меня не позвали.

— Бедная деточка, — улыбнулся я.

— Ну, давай, раз уж спрашиваешь. Я буду водку.

— Я, пожалуй, тоже.

От холодного воздуха лучше не стало.

— Я тебя люблю, — говорил я, не в силах удержать равновесие.

— Давай, любовь моя, садись в такси, — женский голос, голос Кэтрин.

От дезодоранта с запахом сосны в салоне мне стало еще хуже.

— Я тебя люблю, — говорил я.

— Смотри только, чтобы он мне там не блеванул, — крикнул через плечо водитель-пакистанец.

Сквозь сосну пробивался запах его пота.

— Я тебя люблю, — говорил я.

Ее мать спала, отец храпел, а я стоял на коленях в туалете.

Кэтрин открыла дверь, включила свет — я снова чуть не сдох.

Рвота, поднимаясь по горлу, обжигала и причиняла мне боль, но я не хотел, чтобы это кончалось. А когда фонтан наконец иссяк, я надолго замер, тупо уставившись на виски, на кусочки ветчины, плавающие в унитазе, на кусочки, лежащие на полу.

Кэтрин положила руки мне на плечи.

Я пытался определить, кому принадлежал голос, звучавший у меня в голове: «На самом деле есть люди, которым его действительно жаль. Кто бы мог подумать, что такое возможно».

Кэтрин сунула руки мне под мышки.

А я совсем не хотел вставать. Когда я наконец поднялся на ноги, то заплакал.

— Ну что ты, родной, — прошептала она.

Три раза за ночь я просыпался от одного и того же сна.

Каждый раз я говорил себе, что я в безопасности, что мне ничего не грозит, что надо снова заснуть.

Каждый раз я видел один и тот же сон: на улице, среди частных домов, стоит женщина, кутается в красную кофту и выкрикивает десятилетнюю ярость мне прямо в лицо.

Каждый раз большая черная птица, кажется ворона, спускается с неба, отливающего тысячами оттенков серого, и вцепляется в ее красивые светлые волосы.

Каждый раз она гонит ее по улице, норовя выцарапать ей глаза.

Каждый раз я просыпался в ледяном оцепенении, вся подушка в слезах.

И каждый раз лицо Клер Кемплей улыбалось мне в темноте с потолка.

Глава вторая

07:55

Суббота, 14 декабря 1974 года.

Я сидел в полицейском отделении Милгарта в кабинете начальника уголовного розыска Джорджа Олдмана и чувствовал себя полным ничтожеством.

Комната была какой-то пустой. Ни фотографий, ни лицензий в рамочках, ни наград.