И все мы поняли, о чем идет речь. Слова директора потрясли нас. Когда в понедельник Хизлоп вошел в класс, я смотрел на него с чувством, близким к восхищению. Он больше не казался мне монстром. Он выглядел маленьким, одиноким и измученным, очень заурядным и подавленным.
Он сразу нашел меня глазами, его рука вытянулась в мою сторону, и указательный палец дважды согнулся, приглашая меня подойти. Я встал и побрел к нему на ватных ногах, а когда я приблизился, он наклонился и прошептал так тихо, что никто больше не мог услышать:
– Как ты смеешь смотреть на меня с таким снисходительным видом? У меня в этом классе нет любимчиков. Подними руки и сведи их вместе.
Ошеломленный, я повиновался. Вскрикнул ли я после первого удара? Не помню, наверняка да, но зато потом я не стонал и не плакал. Ледяная ненависть переполняла меня, и я просто перестал ощущать свои руки. Когда же он закончил, я не опустил их, а уставился на него, чувствуя, что лицо мое искажено кривой ухмылкой, протянул руки к нему, так что чуть не коснулся его щеки, и прошипел: «Еще!»
Он вдруг обмяк. Улыбнулся и кивнул. Перекинул плеть через плечо и сказал мягко:
– Садись. В тебе есть искорка мужества.
И тут мне открылась вся чудовищная сущность хизлоповой души. Он вовсе не был жесток. Передо мной стоял больной человек. Он и в самом деле верил, что приучать маленьких людей терпеть насилие со стороны взрослых, подавлять их естественную реакцию – значит делать их лучше. Если он и вправду был моим отцом (в чем я все-таки сомневаюсь), то своей плетью, вероятно, пытался донести до матери послание: «Ты родила мне ребенка, а я сделаю из него мужчину». Возможно, его немного угнетало, что приходится причинять человеку столько страданий, чтобы разжечь в нем то яркое и стойкое пламя ненависти, которое он называл мужественностью. Но он ни минуты не сомневался, что его усилия стоят того. Когда я вернулся на место с ледяным спокойствием на лице и ненавистью в сердце, он увидел во мне важную перемену. Другие мальчики застыли на своих местах, они смотрели на меня, ошарашенные моей неожиданной стойкостью. И только двое, всегда отличавшихся такой же твердостью во время наказаний, сидели с кривыми улыбками: нашего полку прибыло. На девичьей половине класса слышался тихий оживленный шепот, я возбудил в них интерес к своей персоне, и в какой-то момент я почувствовал, что ненавижу их не меньше, чем Хизлопа. Женщинам не приходит в голову ненавидеть друг друга за слезы, почему же они так восхищаются мужчинами, которые не хотят или не могут заплакать? Почему многие из них так часто бывают очарованы насильниками и убийцами? Почему многих МУЖЧИН привлекают насильники и убийцы? Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.
Получается, Хизлоп сумел изваять из меня мужчину в соответствии со своими представлениями, ведь с того самого дня я больше ни разу в жизни не плакал. Хотя нет, вру. Однажды у меня появились ровно две слезинки – по одной в каждом глазу, – когда я сидел в 1977 году перед телевизором и наблюдал победу шотландцев над чехами, которая означала, что мы победили в чемпионате мира. Я никогда не был на футбольном матче, но когда шотландские болельщики заулюлюкали и запели «Цветущую Шотландию», ненавижу эту песню (лучше бы они запели «Кто честной бедности своей» – мы, конечно, не живем этими чувствами, но стоило бы), так вот, когда шотландские болельщики начали горланить этот дешевый шовинистический гимн, глаза мои вдруг обдало жаром и в них появились две крокодильи слезы. Но по щекам они не потекли. Я просто не дал им вытечь из глаз. Я тихо захихикал, как Хизлоп над своими шуточками, откинул голову назад и сидел так, пока слезы не высохли.
«Господь наказывает тех, кого любит» – говорит старая кровожадная Библия. Господь, быть может, действительно так поступает, но здравомыслящие люди так не делают. Никто не бьет тех, кого любит, разве что под действием крайнего беспокойства или дурного примера. Зная это, я могу спокойно вернуться теперь к Роскошной, которую Чарли насилует в задницу. Поскольку никакой виски на свете не может вернуть мне светлых воспоминаний, не остается ничего, как вновь обратиться к фантазиям, удерживая их под своим контролем. С другой стороны, хочется на какое-то время оставить в покое Чарли и Роскошную и начать сначала. Прощай, школа, – и надеюсь навсегда.
Глава 6