- Франк Щёбель, - Светланка помолчала. - Кто же автора этого письма?
А ведь Светку в Германии лечил именно профессор, всеми уважаемый известный академик, мэтр медицины Франк Щёбель. И сестра у него была там, в Германии, мадам Моника Щёбель. Ладно, Светка подумает об этом после.
- Лиза. Старуха Лиза, она, кажется, раньше была дворяночка, - Светка встала.
Это письмо натолкнуло ее на разные мысли, воспоминания. Мучил теперь один вопрос: кто писал это письмо?
- Почему-то нет подписи? - Андрей крутил письмо, разглядывал. - Вернее, ее оторвали, - он показал на оборванной нижний правый угол: «Пока. Целую. Твоя...» Кто твоя? Она знает моих родителей: Андрей Адрианчук - это мой отец, Любаша - моя мама. Но я никогда не знал, что она дочь раскулаченных. Это что, получается, я - внук раскулаченных?!
Ребята смотрели на Андрея сочувственно, он вновь перечитывал строки о своих родителях.
- Да брось ты! - махнул Никита. - Какая в самом деле разница. Этих кулаков ты в глаза не видел. Ты честный пионер, остальное - побоку.
- Никита прав, - поддержали ребята.
Среди писем нашлась фотокарточка, видимо относящаяся к письму: на фоне бескрайнего солнечного моря, на белоснежном песчаном берегу стояла беременная женщина в белой широкополой панаме и сарафане на широких бретельках, ее обнимала пожилая женщина в такой же панаме, в легком закрытом старомодном платье. Рядом стояла, одной ногой упираясь в бок лодки, молодая загорелая девушка, она наклонилась немного вперед, опираясь на полусогнутое колено, как бы вглядываясь в объектив, другую руку она вытянула вверх и махала такой же широкополой белой панамой. На обратной стороне все тем же аккуратным ровным почерком было написано: «Севастополь 1927 год. Привет от Татьяны и ее друзей Моники и Елизаветы Михайловны Вершневой.
Фотокарточка переходило из рук в руки. Никита долго ее рассматривал. Потом встал, ближе подошел к лампе, чтобы лучше рассмотреть. Волнение охватило его.
- Ребятки, так ведь это моя мама!
- Ты уверен? - Надька подлетела к другу.
- Вполне! Она жила сначала в квартире вместе с Елизаветой Михайловной и Моникой. Еще у Моники был сын - Франк. Он старше меня года на четыре года. Я их сам никогда не видел, но знаю, что мама поддерживала с ними знакомство. Переписывалась Моникой. А в домике Елизаветы Михайловны под Севастополем мы жили каждое лето.
- Она Вершнева? - переспросил Андрей.
Никита кивнул.
- Так этот мужчина, за которым я наблюдал в Москве, тоже Вершнев! Вершнев Иван Иванович!
- Однофамильцы? – Катька с сомнением смотрела на друзей.
- Слишком большое совпадение, - задумчиво произнес Ромка.
- А он не может быть ее сыном? - спросила Катька.
- Может сыном, может внуком, - рассуждала Светка. - Ведь Веришилова уехала отсюда с внуками, да?! - она повернулась к Андрею.
Тот вытащил бумаги, что нашел осенью на чердаке.
- Сейчас посмотрим. Да, уплыла вниз по Енисею с тремя внуками.
- Так-так, - Светка заходила по комнате, - почему ей не уплыть в Севастополь? Хотела, видимо, податься в Турцию через море, что-то помешало. Внуков отправить сумела, а сама осталась работать на Черном море поварихой у артельщика, видать, не от хорошей жизни. Затем, судя по всему, нашлись прежние знакомые при деле: выхлопотала жилье. Но так как тяжелые времена переживала вместе с твоей, Никита, мамой и с этой немкой, взяла их к себе, таким образом, сделав из квартиры вроде коммуналки. Говоришь, под Севастополем был домик? - Веденеева глянула на Никиту, тот молча кивнул. - Тоже, видимо, от былых времен осталась частная собственность. Она и ею дружески поделилась. А может, не дружеские связи их держали вместе? Может, было что-то, чего пока мы не знаем. Ну, по крайней мере взаимовыгода их связывала точно, - Светка села. - Но все это лишь предположение, как и Петровский, и картина... Старуха Лиза, - нашла нужные Веденеева нужные строки в письме, - она кажется раньше была дворяночка…
- Ребята, - заговорщицки тихо сказал Никита, глаза его сверкали от волнения. - Я тут кое-что вспомнил, не знаю, почему до сих пор не мог об этом рассказать. Как то, году этак в тридцать восьмом, мы как обычно приехали в Ямельяновку. Так называлась небольшая деревенька. Раньше туда ездила Вершнева с Моникой и мамой. Но они уехали в Германию. А мама оставила домик за собой. Много пришлось хлопотать. Но она своего добилась. Итак, мы как обычно приехали в наш домик. Он стоял поодаль от всей деревней. Наш дом и еще соседский. Два дома отдельно ото всех. В соседях жила пожилая женщина тетя Зина. Она рассказывала о нашем домике интересные вещи. Он был старше ее жилище. И его построили какой-то сибирской шаманке-целительнице, которую очень боялись местные жители. Они говорили, что шаманку вывезли ее хозяева князья за какое-то злое дело. И вот однажды к ней приехала молодая и шумная семья. Как я понял, ее земляки, а может родственники. Муж-кузнец, жена-домохозяйка, которую шаманка стала учить своим премудростям. У них был маленький сынишка. Местные судачили потом, что это и стало поводом их приезда с насиженных мест. Якобы девица забеременела от молодого князя и ее быстренько выдали замуж, да сослали с глаз долой. На второе лето молодое семейство поставили рядом с домом целительницы свою избу. Стали жить соседствовать. Через три года молодые уехали с Ямельяновки в город. Шаманка умерла через год после их отъезда. Дом заколотили. Через некоторое время в избушку шаманки, как в свой собственный вселилась Елизавета Михайловна. «Странная женщина с туманным прошлым», - как говорила о ней тетя Зина.