– А как Бася поживает? – спросила Лена.
– Хотите взять Басю?
– А можно? Дети её очень полюбили. Мы с удовольствием заберём её к себе.
Я обрадовалась этому обстоятельству, потому что никогда не держала в квартире живность и даже не знаю, как следить за меньшими братьями. Договорились вечером встретиться на прогулке, где я передам им Басю.
Варвара Ивановна увидела спускающегося из своей комнаты Григория Аркадьевича.
– Григорий Аркадьевич, вам обязательно надо позавтракать. Каши укрепляют сердечную мышцу. Вот, я читала…
– Мне некогда сейчас укреплять мышцу, – раздражённо ответил он ей, –
Денис, ты готов?
– Уже давно готов. Пойду, подгоню машину к входу.
– Вы хотя бы держите меня в курсе, где вы, что с вами. Я очень переживаю за вас всех. Господи, за что мне это?!
Денис открыл входную дверь и тут же от полученного удар в челюсть отлетел вглубь помещения. В холл вошёл Молот, за ним двое его шкафоподобных молодчиков, которые грозными стражниками остались у двери. Григорий Аркадьевич попытался нанести удар Молоту. Он замахнулся на него, но здоровяк перехватил его руку и силой оттолкнул. Григорий Аркадьевич упал и сильно ударился головой о ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж. Подбежавшая к нему Варвара Ивановна поняла, что он потерял сознание.
Лора никак не могла понять, что с ней происходит. Как могло такое случиться? Денис, для которого она столько сделала, которого так любила, обвинил её в этом бреде. Почему он оговорил её? Возможно, хотел избавиться из-за квартиры. Но он знал, что не сможет распорядиться ею, а больше ничего, из-за чего бы можно было так поступить с ней, у них нет. Единственно возможный вариант Денис совсем «слетел с катушек» и у него в планах шантажировать деда. Так дед и так отдал бы ему квартиру, лишь бы она развелась и не общалась бы больше с ним.
Лору подвели к камере. С лязгом открылась тяжёлая металлическая дверь. После яркого освещения в коридоре, по которому её вели, свет в камере казался совсем тусклым. За спиной с сильным грохотом захлопнулась дверь. Лора стояла у стены и первые несколько секунд ничего не видела перед собой. Как сквозь туман перед взором появилось очертание стола, за которым сидели три женщины и с явным интересом смотрели на неё.
– Чего стоишь? Проходи, у нас не как в кино, новеньких не бьём, – сказала женщина средних лет в тёплом крупной вязки свитере.
– И стареньких тоже, – дополнила черноволосая женщина, чем вызвала улыбки у остальных сокамерниц.
Лора выдохнула с облегчением.
– Здравствуйте, – тихо произнесла она, подойдя к столу и выкладывая на него продукты, переданные дедом.
– Вот твоё место, – кивнула на нары женщина, казавшаяся старше всех, – а рядом твоя тумбочка, туда всё и складируй. А за то, что не жилишься, молодец. Давай знакомиться. Меня Верой Васильевной зовут. Это Нина, – она кивнула головой в сторону черноволосой женщины.
– А я Мария, – улыбнулась девушка года на два старше Лоры.
– Лора, – ответила она всем остальным и присела рядом с Марией.
– Надо же, Лора, Лариса, что ли? – поинтересовалась Вера Васильевна.
– Меня так с детства мама называла. А когда её не стало, в общем, в память о ней. Мне всё равно. Хотите Лора, хотите Лариса.
– А что с мамой? – поинтересовалась Нина.
– Они с папой ехали на дачу из Москвы, разбились, автокатастрофа. Потом бабушка умерла. Мы с дедом одни остались.
– Да, тяжело, а что с тобой случилось? Рассказывай, – женщины приготовились слушать Лорину историю.
Когда она закончила свой рассказ, Вера Васильевна, явно имевшая авторитет среди остальных женщин, задумчиво спросила:
– А почему тебя сюда перевели. По идее, тебя не должны были задерживать. Подписку дала бы и всё. Твой заплатил, что ли, следаку?
– Сначала так и было. А через день вызвал к себе следователь, предъявил обвинение.
– А я что тебе говорю. Вот он у тебя гнида!
Вскоре женщины разошлись по своим местам. Лора тоже легла на нары, но заснуть ей так и не удалось. Перед ней вставал образ погибшей мамы. Волосы мамы покрывал белый воздушный шарф. Длинное платье напоминало одежду Богородицы. Лора очнулась.
– Мамочка, почему ты так рано ушла от меня? – слёзы медленно катились по её щекам. Она тихо плакала, но потом обида, непонимание всего происходящего так скрутили её душу, что уткнувшись лицом в жидкую, пахнущую сыростью и затхлостью подушку, она зарыдала в голос.
– Ну что ты, милая, что с тобой? – на край нар села Нина, – расскажи, выплачь всё, что на душе легче станет.