– Вот и думай, может, он собаку прикормил, – размышляла я, пока возилась с Леной за сервировкой стола. Григорий Яковлевич беседовал со вторым кандидатом на убийцу Савелием Николаевичем.
За столом все вспоминали чету Карташовых, переживали арест Саши, Лоры. У гостей не было никаких предположений по поводу убийства. Сава, как называл друга семьи водитель, рассказывал о жизни в Японии, о коллекции нэцкэ. Заметил, что та нэцкэ, которая по завещанию оказалась у Саши, была самой любимой Дмитрия Петровича. Он никогда и никому не давал её в руки.
– Я удивлялся, – вспоминал Сава, – особой ценности она не имеет, но бывает у коллекционеров такое, что чем-то завораживает тебя та или иная штуковина и становится центром всей твоей жизни. Центром, вокруг которого в дальнейшем собираются остальные экспонаты. В принципе, так и начинается коллекционирование. Вот именно с неё у Дмитрия Павловича и стала формироваться своя коллекция.
– Странная я женщина, – думала я, слушая объяснения Савы, – иногда в очереди просто спросишь, кто крайний и с этим крайним, слово за слово, столько близких тем для разговора найдёшь, будто с этим человеком общался всю жизнь. И распрощаешься с добрыми пожеланиями. А с другим, сто лет знакомым, вроде неплохим человеком, с виду приятным, респектабельным, начнёшь разговор, а между вами, как барьер каменный. И надо беседу поддержать, да слова выскакивают какие-то не те. И если что-то делаешь при нём, всё из рук валится, а он ещё подсказывать норовит, как надо тебе сделать, да всякие ласковые словечки вставляет. А это раздражает до того, что такое появляется желание послать его вместе с подсказками и сюсюканьем типа: не переживай так, солнце моё. С чего он взял, что я солнце и непременно его? Поэтому, если с первых фраз чувствую эту напряжённость, то стараюсь только слушать такого человека, но в разговор не вступать. Метод, испытанный годами. Более близкое общение с такими людьми всё равно приведёт к разрыву отношений. Зачем усугублять. В этом никто не виноват, что нет контакта между людьми. Просто между нами нет магнитика, который притягивал бы нас друг к другу. А насильно души не притянешь.
Вот и при разговоре с Савелием между нами встала стена. Я смотрела на него и думала, что, наверное, это я такая ненормальная. Ведь сидит напротив мужик – симпатяга, одет с иголочки, культурный, образованный. А как умеет остановить рассказчика и вставить своё умное словечко, да ещё обвести всех своим взором, мол, какой я умный. И получается, что весь вечер все слушали только его. А глазки! Ох, эти окна души человеческой! И как могла Илона Павловна называть его другом семьи? Если только из своей врождённой деликатности?
Мог бы такой человек стать убийцей?
– Ох и любитель заливать! – меня вывел из размышлений Владислав, вошедший на кухню покурить.
– Это вы о ком?
– Да, Сава друг семьи! Он такой же друг семьи, как я балерина. Сосед по даче. Он позже Карташовых вернулся из Японии. Измучил всех своими посещениями. Назойливый человек до ужаса. В последнее время Дмитрий Петрович уже болел, так Илона Павловна его в дом старалась не впускать. У калитки встретит, скажет, что спит больной, или меня пошлёт сказать, что они оба больны. Саве бы понять, что не хотят с ним в данный момент общаться, так нет, он всё равно найдёт причину войти в дом. А как войдёт, всё! От него не отвяжешься. Всё знает человек! И обо всех. И как лечиться, и как жить. Илона Павловна говорила, что он как вампир. Придет, затянет свою нудную песню, всю энергию у них заберёт и довольный уходит, а они, наоборот, опустошенные остаются после его визитов.
Провожая гостей, я была абсолютно уверена, что убийцы среди них нет. Владислав показался мне простым, не заносчивым мужичком. Родился он в деревне и имел все хозяйственные навыки. Выяснилось, что жена водителя Ольга помогала семейству по дому, готовила им обеды. Но после кончины Дмитрия Петровича и после переезда Илоны Павловны в московскую квартиру, они только перезванивались. Владислав, будучи уже пенсионером, жил с женой в основном на своей даче. Хотя мотив мог быть у обоих гостей. Коллекция. Наверняка они знали, что Дмитрий Петрович, а потом и его жена хотели передать часть коллекции музею нэцкэ. Владислав, как мне кажется, далёк от проблем коллекционирования. Так мог или не мог он стать убийцей.