Беседу женщин прервал молодой солдатик.
– Извините, возьмите горяченького. Вам сейчас надо, – он улыбнулся на то, как Надя жадными глазами посмотрела на дымящуюся картошку в мундире и мелко нарезанное солёное сало.
– А вы на неё сальца, сальца. Вкусней будет и вот ещё, – солдатик протянул Наде большой солёный огурец.
Надя улыбнулась и с жадностью откусила огурец.
– О чём я тебе говорила? Есть счастье! – попутчица придвинула картошку ближе к Надежде.
Чудом, добравшись до Владивостока, Надежда из последних сил нашла дом, где жили родители мужа.
– Вот так всё и произошло. Петя боялся, что меня заберут следом за ним. Как теперь жить? – плача, рассказывала Надежда. Мать Петра тоже плакала, тихо успокаивая невестку.
– Наденька, здесь тоже тебе не стоит оставаться, раз Петеньку арестовали. Мы учителя. Ещё неизвестно, как теперь с нами поступят. Мы теперь родители врага народа. Нет, нет, тебе здесь с нами нельзя. Мы так поступим. У нас в рыбацком посёлке живёт моя тётушка. Она совсем уже немощная. Мы к ней стараемся приезжать по возможности. Кой какие продукты привозим. Да так помочь по дому, – тихо рассуждал отец Петра.
– Да, да… Наденьку надо отвезти к тётушке. Там легче договориться. И безопасней. А мы будем тебя с малышом навещать. Ты, Надюша, только не падай духом. Может, всё ещё обойдётся, и Петенька наш вернётся, – соглашалась свекровь с мужем.
– Будем надеяться на лучшее. Пусть Пете в заключении будет легче, зная, что ты в безопасности. Сегодня отоспись с дороги, а завтра поедем.
В рыбацком посёлке осталось несколько десятков домов. Жители, женщины. Вдовы, да малочисленные демобилизовавшиеся мужики. Редко здесь можно было встретить здорового мужчину с ногами, руками. Вскоре Надежда родила Митеньку. А следом похоронила приютившую её тётушку. Здесь она встретила войну, а потом и Победу.
Дима рос смышленым мальчиком. Любил читать книги, которые привозили ему из Владивостока родители отца. Мальчиком Дима мечтал стать военным, как и его папа, но потом, взрослея, из рассказов матери понял, что надо свои мечты согласовывать с реалиями жизни. Дима рано узнал о репрессиях. Прислушиваясь к тихим разговорам бабушки и дедушки с матерью, он многое не понимал. Но дедушка умел ответить на любые вопросы внука, так что Дима рано осознал, за что и почему, а главное, кто его лишил отца. Он хорошо усвоил, что он сын репрессированного офицера. Но на всю его дальнейшую жизнь, как и на выбор профессии, повлиял случай.
Кто знает, что такое случай? Внезапный поворот судьбы? Небольшое ответвление в заданной кем-то свыше схеме жизненного пути? А может, жизнь каждого человека разложена на невидимом шахматном поле фигурками обстоятельств и кто-то переставляет своей всесильной рукой эти фигурки то на чёрную клеточку, то на белую, разыгрывая очередную шахматную партию? У кого-то в жизни ничья, кому-то заведомо уже выставлен мат. А кто-то смело шагает по полю своей судьбы победителем.
***
Россия. Дальний Восток. 1948 г.
Бывший рыбацкий посёлок в несколько десятках км. от порта Посьет.
Ичиро был старшим сыном в семье Киоши. Он никогда не связывал себя с военным делом, занимаясь живописью. Но пришло время, и Ичиро стал солдатом Квантунской армии. Когда армия капитулировала, он в душе даже обрадовался этому.
– Какое счастье, что этому дикому кошмару наступил конец, – думал он.
Но ошибался. До счастья было ещё очень далеко.
После капитуляции Квантунской армии через земли Приморья прошло более полумиллиона японских военнопленных. Среди измученных, одетых в летнее обмундирование солдат ходили слухи, что их всех по принятой Потсдамской декларации, к которой СССР присоединился в августе 1945 г. вывезут из Северной Кореи и отправят домой в Японию. «Японским вооруженным силам, после того, как они будут разоружены, будет разрешено вернуться к своим очагам с возможностью вести мирную трудовую жизнь», – гласило в ней.
Но никто не мог и предположить, что декларация будет нарушена, и их перевезут в маленький советский порт Посьет, где для такого количества людей не будет хватать ни воды, ни пищи. До железной дороги многие километры пешего пути. Голодных, почти обезвоженных военнопленных, которым, пока они находились в порту, приходилось пить воду, даже ту, в которой они мылись. Их форсированными маршами перегоняли к железнодорожным станциям. Оттуда отправлялись вагоны с пленными в разные уголки страны. Антисанитария сделала своё дело. Многие не дожили, даже не дойдя до железнодорожной станции, не то, что до возвращения домой в начале хрущёвской оттепели. Пленные заболевали, кто на марше, кто уже в вагонах. Из-за недостатка медикаментов и медицинских инструментов пленным японцам приходилось терпеть уколы из шприцев для лошадей.