Как пастырь добрый, Он хотел спасти эту заблудшую овцу, и желая направить ее на разумение высшей истины, сказал ей: “если бы ты знала дар Божий, и Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы y Heгo, и Он дал бы тебе воду живую.” Этот ответ удивил самарянку своей загадочностью, и она не знала, что это значит. Но эта загадочность вместе с тем и затронула её любопытство, и когда Христос пояснил дальше, что находящаяся в Его распоряжении “вода живая” имеет способность навсегда утолять жажду, то бедная грешница и действительно попросила y Heгo этой таинственной воды, но только для того, чтобы ей “не имет уже жажды и не приходить сюда черпать.”
Но теперь пора уже было яснее показать женщине, с Кем она сподобилась беседовать, и Христос прямо затронул её совесть, когда заговорил о её муже. Бедная грешница растерялась от этого всепроницающего намека, раскрывшего тайну её греховной жизни, и невольно осознала, что беседующий с ней есть пророк, и в это самое время молниеносно озарила её душу мысль, уж не права ли иудейская религия, от которой могут являться такие пророки. Как бы желая замять вопрос о своем муже, она переходит к другому вопросу, из-за которого постоянно шел ожесточенный спор между её народом и соотечественниками Того, с Кем она говорила, — вопрос, который был причиной их непримиримой вражды. Случай свел ее с великим учителем или пророком: нельзя ли было воспользоваться им для улаживания бесконечного спора между иудеями и самарянами о том, что собственно — Иерусалим, или Гаризим должно считать священнейшим местом на земле? Христос кратко разъяснил ей, что преимущество на стороне иудеев, — но не безусловное. “Поверь Мне, сказал Он, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине; ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине.”
Эти слова, сказанные бедной, грешной женщине у колодца, составили целую эпоху в истории духовной жизни человечества. Дотоле мир поделен был на враждебные группы, из которых каждая, считая себя лучше всех других, молилась только своему Богу и только на определенном месте. Отсюда бесконечная вражда и соперничество, которые делили людей на бесчисленное множество враждебных лагерей, готовых постоянно разрушать и убивать тех, кто не принадлежал им и кто молится на какой-нибудь другой горе или в другом городе.
Настало время, когда должна была прекратиться эта братоубийственная вражда и на земле осуществиться то состояние, которое возвещено было небесным хором в великую ночь над спящим Вифлеемом, именно то состояние, когда водворится “на земле мир и благоволение в человеках.” A оно настанет лишь под тем условием, если люди действительно будут поклоняться Богу в духе и истине, не будут смотреть на Heгo со своей низменной точки зрения, по которой Он одних любит, a других ненавидит, a будут взирать на Heгo как на любящего Отца всех людей и народов, к которым Он относится как именно любящий Отец к своим детям. Тогда не нужно будет людям и целым народам поделяться на враждебные религиозные лагеря и связывать свое поклонение с той или другой горой или местом. Бог есть Дух и на всяком месте владычество Его. Его храм есть весь мир, и Его церковь должна обнять все человечество, которое едиными устами и единым сердцем должно прославлять своего общего Отца Небесного. Всю глубину таких возвышенных истин трудно было бы понять даже величайшему из философов древности, воспитавшемуся в атмосфере узкого национализма и религиозной ограниченности, a не то, что бедной, неученой, грешной женщине из Сихаря. Eё не в состоянии обнять и доселе многие из новейших любомудров, которые с чисто иудейским буквализмом усматривают в этих словах отрицание всякой внешности и обрядности в религии, как будто человек, состоящий из души и тела, только и нуждается в области религии в питании своей души туманными духовными истинами без их соотношения с телом. Но думая так, они лишь обнажают свою духовную ограниченность и опять становятся неизбежно на точку зрения непросвещенной древности, связывавшей религию с узкоограниченным местом.
В самом деле, что такое все системы и самоизмышленные теории новейших мнимых учителей, как не возвращение к узкому сектанству древних самарян? Христос возвестил, что истинные поклонники должны поклоняться Богу в духе и истине, возвещенной и доселе возвещаемой Им через основанную Им Церковь, как то именно царство, которое должно обнять всех людей в общении с Отцем небесным, — a новейшие суемудры продолжают в ослеплении утверждать, что спасение не в этом всеобъемлющем царстве, в основе которого лежит всепримиряющая любовь, a в их жалких системах и теориях, — этих Гаризимах новейшего суемудрия, подразделяющих людей на враждебные партии. Поэтому непросвещенная, грешная самарянка оказалась более способной понимать великие истины царства Божьего, чем даже новейшие мыслители. He понимая их разумом, она постигла их своим добрым сердцем, и задумавшись над сказанными ей возвышенными словами, благоговейно заметила, что подобные великие истины может возвещать только Мессия, который должен скоро прийти. Нужно подождать, пока Он придет, и тогда Он откроет всякую правду. И тогда-то Христос произнес великие и страшные слова: нет надобности более ждать! Мессия пришел и — “это Я, Который говорю с тобою»!”