– Водички холодной и две порции чебуреков. Одну сейчас, вторую порцию горячую принесите позже.
По привычке, пройдясь взглядом по посетителям, он с жадностью накинулся на большие чебуреки с лопающимися пузырьками на тесте и брызжущим вкусным острым соком.
– Да, вкусные! Но не те, не те, что раньше делала здесь Галочка? – сказал мужчина, подсевший за его столик.
Глобин поднял глаза и, увидев незнакомое лицо, хотел что-то ему ответить, но осёкся.
– Здорово, Илюша. Не узнаёшь? – Глобин удивлённо смотрел на мужчину.
– Нет, – ответил он, но задумался, потому, что глаза незнакомца и особенно его тембр голоса, ему кого-то напоминал.
После непродолжительной паузы Петрович вдруг вспомнил. Привстал со стула и протянул обе руки к незнакомцу.
– Неужели это ты? – Узнал, старик?
– Аркашка! – тихо произнёс Илья Петрович, – я бы тебя не узнал, если бы не голос.
– Да я это, я, Петрович. Действительно, голосовые связки меня подводят. Но это не так страшно.
– Откуда ты? Как здесь? Или меня искал?
– Или. Не хотел светиться. Решил зайти сюда наудачу. Не ошибся. Надо же наша чебуречная ещё жива. Галочки только нет.
– Умерла Галочка.
– Да, жаль. Хорошие люди умирают.
– Так и я думал, грешным делом, что тебя в живых давно нет. А ты, так оказывается, замаскировался? Это Сёма тебя так преобразил?
– Было дело. Не преобразился бы тогда, сейчас мы с тобой не разговаривали. Да и не объявился бы я, если бы не одно дело. Только в этом городе мне и обратиться не к кому, кроме тебя.
– Слушай, Аркаш, так это ты Николая Плотникова того?
– Тихо, тихо. Грешен. Не мог я оставить эту сволочь в живых. Арестуешь?
– Ладно тебе! Аркаш эту гниду давно надо было к стенке поставить, ещё тогда, но выкрутился. Была бы моя воля, так давно бы отправил его... Всё замяли. Я тебя понял.
– Тогда Илья, хочу обратиться к тебе по старой памяти. Я понимаю, мы с тобой особо друзьями не были…
– Аркаша ты для меня больше чем друг, я тебе жизнью сына обязан, если бы тогда ты не помог с операцией, он на всю жизнь остался бы калекой, – перебил его Илья Петрович.
– Да, я что? Это всё Семён покойный. Это у него были золотые руки.
– Конечно, царство небесное хорошему человеку. Но деньги на переезд в Питер? Там сколько времени жена жила с сыном на твоей шее. Реабилитация. Никогда не забуду. Говори, что я могу сделать для тебя?
– Не в благодарность, просто по-дружески прошу. Надо помочь одной женщине. К вам в город приехала некая Анна Двигубская.
– Так она пропала и её домработница пропала.
– Я знаю. Скоро найдётся.
– А, что происходит? Ты в курсе, где они?
– Петрович, не торопи события. Скоро всё сам узнаешь. Для тебя лучше будет, если всё останется так, как и было до сегодняшнего дня. Просто для того, чтобы помочь ей, помоги мне сегодня.
– Так как тебя сейчас называть? Имя наверняка сменил? – Глобин не стал рассказывать, что предположительно он знает его настоящее имя.
– Илья, я для тебя, как был Аркадием, пусть так и останусь. Поможешь мне доделать последнее дело, и больше наши дороги не сойдутся. Меньше знаешь, лучше спишь. Да не пугайся ты. И руки и совесть твоя останутся чистыми.
– Давай, по порядку.
***
Анна открыла глаза. Тускло светила лампа, мигая от перепада напряжения. Тело казалось ватным, после полученной инъекции. На небольшом столе она увидела тарелку с едой, накрытую салфеткой, термос и бутылку с водой.
– Вот и настал этот день, когда я покину этот мир, – подумала она и отвернулась к стене, – я знала, что он наступит. Но всё же надеялась на то, что успею разобраться со своими мыслями чувствами. Успею выяснить, действительно ли Андрей тот за кого он себя выдаёт или всё-таки это он жестокий и циничный маньяк. Смерти я не боюсь. Чего её бояться. Смерть для человека естественна, как и рождение, как жизнь сама по себе. Каждый человек рано или поздно попадает в «мир иной». Каждый уходит туда своим путём, взгромоздив на плечи свою котомку с прожитым, пережитым. Смерть это закон природы. Все смертны. Люди скорбят о раннем уходе в неизвестность. В невозвратность. Это и пугает. Пугает то, что ты больше никогда не появишься на этом свете и тогда, осознав эту несправедливость, становится обидно от того, что недожил, что ещё не устал от жизни, а приходится становиться прахом, и твоей плотью ещё должны насладиться разные червячки, букашки.