Нежные пальцы гладят его по постыдно мокрой от бессильных слёз щеке. Но ему плевать уже на унижение, на загубленную честь, на собственную жизнь. Сейчас значение имеет лишь печаль в пурпурных глазах.
- Мне жаль. Но мне действительно нужен легкокрылый ястреб. И вы... вы спите, граф?
Ястреб вскинулся над кроватью так, что действительно почти взлетел. Только закованная в заклятие «статуи» больная нога потянула вниз.
- М-миледи, - Ястреб стыдливым движением собрал на шее расстёгнутый воротник и почувствовал, что краснеет. Лайта Тандер застала его лежащим на убранной и застеленной покрывалом кровати, но практически в неглиже: не только без галстука, но и без жилета. Вместо вечернего моциона Соколовский утопал в горько-сладких грёзах о событиях недельной давности.
- Лежите, граф, мне не следовало вас будить, - сказала прекрасная тюремщица, не только быстро настигнувшая беглеца у стен Грозового Пика, но и спасшая его от мучительной гибели в горах, неминуемой при содранных до костей ладонях и перебитой ноге. Лайта сделала движение прочь из спальни пленника, но тот поспешно окликнул её:
- Я не спал.
И это прозвучало как «Останьтесь!»
С минуту мужчина и женщина разглядывали друг друга. Он показался ей осунувшимся, бледным. В уголках рта сухие складки, в глазах - лихорадочный блеск.
- Как не вовремя вам вздумалось заниматься скалолазанием, - сказала леди-вампир.
Граф Соколовский, успевший неловко спустить с кровати не гнущуюся и тяжёлую, как камень, ногу, отвёл взгляд. Лайта Тандер свежа и прекрасна, как бутон розы в каплях утренней росы, а её костюм сегодня отчасти рифмуется с его собственным: чёрные брюки и высокие сапоги, белая рубашка свободного кроя с широким треугольным воротником. Различия лишь в том, что грудь леди-вампир затянута в простой кожаный корсет с передней шнуровкой, волосы убраны под бархатный берет, а на шее - платок цвета королевского пурпура.
- Я пришла сказать вам последнее «прости», - улыбнулась она одними глазами. И в ответ на его непонимающий взгляд пояснила: - Одному безвестному Охотнику, добравшемуся в поисках чудовищ до самых Волшебных Холмов, удалось доплыть до Благословенных островов. Слухи о планах эльфов касательно короткоживущих давно уже будоражили территории влияния Луны, но реальность превзошла наши худшие опасения.
- Он рассказал подробности об эльфийском стекле? - Ястреб уже не избегал смотреть ей в лицо. - И осведомитель-короткоживущий, способный проникнуть за границу Холмов, Детям Луны больше не интересен?
- Как только вы поправитесь настолько, чтоб преодолеть подвесной мост и горный серпантин, вас проводят в долину, милый граф. Представители Олтенской миссии и королевства Ляш уже расположились в ближайшей деревне.
Он мял в пальцах ткань воротника, так и не удосужившись его застегнуть.
- Вы... отпускаете меня, миледи? - мысленно он спросил: «Гоните?»
- Да, - ответила она не то его мыслям, не то словам.
- Я... больше никогда не увижу вас?
- Мой глава клана требует, чтобы я вернулась на острова. В эту минуту мне уже готовят портал.
Он молча опустил голову, желваки на скулах напряглись и застыли каменным изваянием.
- Вы помните нашу первую беседу, граф? - спросила вдруг леди Тандер.
Ястреб промолчал, но в его взгляде Лайта прочитала: «Я никогда её не забуду!»
- Я тогда обещала просветить вас по поводу предков. Кажется, другого случая выполнить обещание у меня уже не будет, - она протянула ему листок серой бумаги. Взяв его, Соколовский понял, что, во-первых, листок очень стар, а во-вторых, покрыт защитным составом, предохраняющим его от разрушения.
Лайта села в кресло у окна.
- Читайте. Криптозащищённый портал - дело не быстрое, а у вас, возможно, возникнут вопросы.
И Ястреб начал читать.
Моя незабвенная леди!
Удивительно, каким свободным я чувствую себя теперь лишь оттого, что могу называть Вас так. Должно быть, об этом чувстве болтал тот монах в Стардоме, его лысина отсвечивала, как лик Бледной Богини, а улыбка казалась мне идиотской и, тем не менее, счастливой. Должно быть, теперь я сам улыбаюсь именно так, думая о Вас.
Я много раз хотел написать Вам письмо. Не такое, как это. Я не мастер красиво складывать слова, и в поэзии полный профан. Помните, как Вы смеялись над моими попытками очаровать Вас тем вечером, в аллее Королевского сада? Ветер задувал свечи каштанов, и их мелкие цветы путались в ваших волосах, как звёзды в локонах Бледной Богини.
Такие же цветы лежат теперь на моём столе - они достаточно малы, чтобы забросать меня ими сквозь прорези оконной решётки. Я иногда думаю, не приходится ли ветер Вам добрым кузеном, моя леди-туман? Будь это так, я попросил бы его отнести Вам мои надоедливые вздохи, оплатив каждый каплей собственной крови, всё равно её теперь некуда девать. Но ветер не желает разговаривать со мной, как, впрочем, и большинство моих соотечественников. Я теперь веду очень мало бесед, с очень определёнными людьми и на строго заданные темы, от которых отклоняться мне уже с руки.