Зато, льщу себя надеждой, я стал больше думать и больше понимать. Понимать те слова, что произносили Вы. Те слова, смысл которых ускользал от меня, растворившись в бархатном пурпуре Ваших глаз. Вы слишком красивы, моя леди. В следующий раз, когда в Вашу безупречную голову придёт желание предостеречь очередного самоуверенного выскочку от шага в бездну, не показывайте ему лица.
Вы улыбнулись, прочитав последнюю фразу, да? Этот человек, ввергнувший в пучину войны не только свою жизнь, но и свою страну, ещё смеет давать рекомендации заклинательнице разума, леди-вампир? Простите мне это брюзжание, моя леди. Я чувствую себя свободным... но и бесконечно уставшим, выцветшим, закончившимся, старым, Вы же и впредь будете сочетать мудрость веков с юной прелестью обворожительной женщины. И это знание дарует мне... смирение. И покой.
Вы были правы, моя незабвенная леди. Вы, как всегда, были абсолютно правы во всём, и предсказали, как по нотам всё, что произошло со мной и некогда великим королевством Ляш. Но я был глух и слеп, и единственное оправдание, которое я могу себе найти - оглушили и ослепили меня тоже Вы.
Я много спрашивал себя все эти годы, мог ли я предотвратить то, что произошло? Мог ли смирить гордыню от собственных военных успехов, прозреть и трезво взглянуть на ситуацию?
Увы, тот я был на это не способен. Катастрофа в Серебряном лесу была для меня волшебной выдумкой, а королевский дом - незыблемой твердыней. Я верил, что с оружием в руках смогу отстоять и его, и свою честь, я не сомневался ни на миг, что балансировать на волоске тени между Солнцем и Луной - врождённая способность королей. Я не хотел видеть того, что не укладывалось в мою картину мира, упивался азартом побед, плодами которых пользоваться не мне. Я перекладывал ответственность судьбоносных решений о благе страны на плечи тех, кто не был в состоянии это бремя нести, суеверно избегая болота политических игр, полагая, что лучше испачкаться в крови, чем в грязи. А когда понял, куда это нас завело, было уже слишком поздно.
Я хотел просить у Вас прощения, моя леди, но знаю, Вы не осудите меня, лишь печаль тронет уголки ваших глаз, а завтра, тихонько вздохнув, вы встретите новую Луну, и начнёте поиск нового рыцаря, того, кто не останется глух к вашим словам.
Я хотел просить Вас помолиться за меня и мою несчастную страну, да смилостивятся над ней Луна и Солнце, но знаю, что Вы предпочли бы молитве хороший заговор. Просить Вас убеждать Белого Волка нарушить «Договор о сферах влияния», под которым не просохли ещё капли крови на подписях, я бы никогда не посмел.
Но я всё же прошу Вас, моя леди. Прошу Вас помнить меня. Мой брак, как Вы, должно быть, знаете, счастливым назвать нельзя, и мне сложно винить в этом кого-то, кроме себя. Дочь моя совсем ещё дитя, и да не допустят боги, чтоб моё имя легло тенью на её жизнь. Но однажды она расцветёт, выйдет замуж и, возможно, у неё будет сын. Если пламенное сердце, все эти годы боготворившее Вас, хоть раз вызвало в вас сочувствие или приязнь, расскажите ему о том, как я загубил всё, чего достиг сам, и разрушил то, что было построено до меня.
Если же нет, леди Тандер, простите глупого неудачника за это сентиментальное письмо, которое, увы, вряд ли попадётся когда-нибудь Вам на глаза. К чему я пишу его, не пользуясь ни шифром, ни двусмысленностью фраз, которые могли бы быть понятны лишь нам двоим? Я не знаю сам. Знаю лишь, что искусством хитроумных интриг я так и не овладел, и сегодня уже поздно начинать.
Прощайте.
Рассвет.
***
- У вас с ним одно лицо, - сказала леди-вампир, когда Ястреб осторожно положил письмо на стол. - Волосы только другого цвета. У него были каштановые. Как у меня.
- Здесь... нет подписи, - глухо произнёс он.
- Но вы догадались, кто автор.
- Если только... он не льстит собственной значимости, - осторожно ответил Ястреб.
- О нет, - Лайта сидела, небрежно закинув ногу на ногу, поигрывая шёлком шейного платка. - Я бы сказала, даже преуменьшает. Ну же, граф, не робейте так. Ваш предок в самом деле оставил глубокий след в истории Великого королевства Ляш.
- Вы... сказали, что он, скорее, мой прадед, чем дед, - Ястреб всё ещё не решался назвать имя.
- Нам известно, что на момент вашего появления, матери минуло всего двадцать шесть лет. Так что в письме речь идёт не о ней, а о вашей бабушке.