И откуда мне достать парперот? Я даже не знаю, что это такое. Хоть бы знал, из чего он. Не растет в этих краях ни одно растение, кроме мхов и лишайников. Если ты, старик, задумал здесь быть вегетарианцем, то быстро погибнешь.
Старик оказался нетерпеливым. Вероятно, был когда-то королем, ибо слова «невозможно» он не знал. Ссорился и помахивал руками. К счастью, он не мог подняться со своего трона, потому что прирос к нему.
Нагами тем временем, тихая, послушная, кроткая подчиненная, не говорила ничего, только поклонилась своему прародителю, налила в скорлупу воды, взяла из платка крошку того ненужного мусора, который я выбросил, и бросила в воду.
Через несколько минут я с удивлением заметил, как те мелкие зернышки стали набухать, расти - набухли, как орехи, вода исчезла, и вместо нее в скорлупе уже дрожала, как студень, фиолетово-синяя масса.
Нагами взяла в руки скорлупу и с милой улыбкой, с которой женщины, пожалуй, и рождаются, угостила прародителя.
У старика даже борода задрожала от радости, когда он попробовал божий харч, а глаза от наслаждения щурились.
Это была манна.
Теперь уже и я узнал ее.
Легенды повествуют, что это растение покрывает скалы Арарата. Его иногда большими кучами вырывает буря и разбрасывает на сотни миль по далеким пустыням. От сырости она разбухает и, когда падает на землю, путешественник в пустыне находит хороший харч - Манну.
Мы, люди новейших веков, не обращали внимания на это добро. Хотя оно является таким продуктом, горсткой которого можно накормить путешественников на целом корабле.
Я попробовал то, что осталось от старика. Это был едва горьковатый, но довольно вкусный холодец. Нагами, увидев, что он мне по вкусу, приготовила для нас обоих еще одну миску.
Такой парперот, наверное, растет и на горе Цихи, потому что это обычный лишайник. Стоит разыскать его. Он для нас будет ценнее всех металлов и дорогих самоцветов подземелья.
Свадебное путешествие в подземелье
Теперь я должен заняться делом и освободить ноги тестя из хрустальных сапог. - Понимаешь, старик, какая это жертва с моей стороны! Если бы я еще раз попал в населенный людьми мир и мог бы показать тебя в хрустальных сапогах, это было бы наглядным доказательством, что все рассказанное мной - правда. Но когда я сниму с твоих ног эти сапоги, все мудрецы, ученые и неученые, скажут, что весь мой рассказ - выдумка, а я ничем не смогу доказать, что вы действительно походите с эры плиоцена, ничем не могу доказать и того, что моя жена происходит из старейшего рода на земле. Таким образом, наиболее здравомысляще было бы все-таки оставить на твоих ногах эти драгоценные сапоги!
Но разве я мог не послушать Нагами, не почтить ее родственных чувств? С большими трудностями разбил я хрусталь настолько, что ноги моего тестя освободились. Один большой обломок хрусталя остался целым. В нем четко можно было видеть отпечатки двух ног. Это тоже могло послужить доказательством моей правды.
Но старик был такой слабый, что отправиться в путь мог только на спине Бэби. Правда, он сначала очень боялся медведицы и называл ее «иевамаг!» (соперница).
Надо было вернуться отсюда в ледовую пещеру, где остались все мои запасы. А из ледовой пещеры я надеялся как-то опять выбраться на поверхность земли.
Основания надеяться на это мне давала сама ледовая пещера.
Вероятно, во время вулканического взрыва все те ледовые массы, свисающие с потолка пещеры, сорвались вниз и заполнили нижнее углубление пещеры настолько, что можно вскарабкаться на верхнюю галерею даже с помощью одной лишь медведицы. Тогда уж точно выберемся на поверхность!
Я был уверен в том, что медведей в пещере уже нет. Землетрясение прогнало их оттуда. И, вполне вероятно, что оно прогнал их не только из пещеры, но и со всей суши. Очень интересовала меня судьба «Тегетгофа». Если, суша оторвалась от ледяного массива, то не оторвался ли с ней и корабль? Однако, возможно, что он остался между льдинами.
Когда мы вышли из хрустальной пещеры, мой старик начал петь молитву благодарности. Ламек и Нагами попали внутрь кристаллов еще тогда, когда этот остров плыл в горячей климатической зоне. Если они помнят, то далекое время, то вряд ли обрадуются, оказавшись на холодном севере, и напрасно будут ждать солнца на небосклоне.
Спасением для них будут разве что те две медвежьи шубы, которые я оставил в ледовой пещере. Но пока необходимости в них не было - в пещерах и коридорах было слишком тепло. Старый бормотал что-то о «саббот», когда я посадил его на спину медведицы. Понятно, что такому богобоязненному мужчине, как он, в субботу не разрешено путешествовать. Но я объяснил ему, что здесь полгода длится день, а полгода - ночь. Итак, только на каждый седьмой год приходится суббота. В этом году только четверг, до субботы еще далеко.
Ламек будто бы успокоился, и наш караван отправился в путь. Впереди - прародитель верхом на медведице прилагал немало усилий, чтобы удержаться за ее длинную шерсть. За ним - Нагами несла скорлупу яйца диорниса, а сзади - я тащил на себе тяжелый узел.
Путь к базальтовой пещере был более проходимый, чем раньше. В сжатых сланцевых слоях открылся длинный коридор, и теперь уже не надо было ползти на четвереньках.
Повышение температуры означало, что мы приближаемся к базальтовой пещере.
Перед тем, как войти в пещеру, я дал своей семье отдохнуть. Мы хорошенько поели, несколько часов подремали, прилёгши на мягкий диванчик - нашу медведицу.
Выспавшись, отправились в путь через пещеру. И пройти ее было легким делом.
Крайние базальтовые столбы повываливались и упали на нижнюю галерею пещеры. Так образовался своеобразный, подобный мосту, переход. Но это был настоящий чертов мост.
Кое-где на нем зияли между столбами пропасти по полсажени шириной, через которые нам приходилось перепрыгивать. Я умею прыгать; Нагами, например, прыгает очень легко. Но с тяжелым мешком на спине я не мог решиться на такие длинные прыжки.
Мы решили так: Нагами перепрыгивала первой, я перебрасывал ей веревку, к которой привязывал мешок. Она перетягивала узел, и тогда уже спокойно перепрыгивал и я. Со стариком проблем не было. Бэби легко перелетала с ним через ямы и пропасти. Задерживаться на раскаленном базальте не очень приятно. Даже сквозь асбестовые чулки нас донимал жар.
Наконец, перед самым выходом из пещеры, мы натолкнулись на пропасть в семь метров длиной. Никто из нас не решался на такой длинный прыжок. Внизу зияла ужасная глубина, обойти которую не было возможности. А Бэби давно уже была по ту сторону. Взглянув оттуда на нас, она заметила нашу растерянность. Мудрая медведица, не колебалась, быстро встряхнула с себя старика и вернулась к нам, не боясь пропасти.
Я хотел, чтобы Нагами Бэби перенесла первой, а Нагами уступала первенство мне.
И Бэби не терпелось - у нее на лапах не было асбестовых чулок, и базальт обжигал ей пятки, пока мы с Нагами спорили, Бэби сама решила спор - сунула голову между коленями, и я упал на ее спину вместе с узлом, а через мгновение мы были уже на другой стороне. Но Бэби и здесь не остановилась, а побежала со мной совсем из пещеры.
Нагами, заметив наш побег, так завизжала, что эхо пошло между базальтовыми скалами.
Я повернулся к ней и крикнул, чтобы она подождала - медведица немедленно вернется за ней. Но бедная женщина насмерть перепугалась, думая, что я брошу ее. Я только и успел увидеть, как с протянутыми руками помчалась она к пропасти, как ее ноги приготовились к прыжку, как, словно газель, прыгнула Нагами через длинную страшную бездну.
Не знаю, много ли женщин сделали что-то подобное для того, чтобы не отстать от своего мужа. Нагами побежала за мной с такой скоростью, что сразу догнала нас.
И тут моя жена начала смеяться. Я впервые услышал ее раскатистый и мелкий смех. Это смех женщины, которая радуется и любит, стал для меня лучшей в мире песней, самой милой музыкой. Нагами крепко обняла меня за шею. Я упрекал ее за отчаяние, а она целовала меня и смеялась. Меня перепугало на смерть, что женщина могла разбиться, а она была счастлива за свою победу.