Разочарованный Радик решил проехать в центр города погулять по бульварному кольцу и, возможно, заодно купить для них с Леной билеты на какой-нибудь спектакль (Лена говорила ему, что любит театр). Он выбрал одну из новых постановок мастерской Фоменко. Билеты с хорошими местами были только на конец ноября, но это его не остановило. Даже наоборот - в том, что он покупал билет на дату в некоем относительно отдаленном будущем, еще совсем неявном для их отношений и, следовательно, возможности совместного похода в театр, присутствовало ощущение, что этим действием он словно выстраивает некий каркас для этого совместного с Леной будущего, делает его более явным. Делать это было приятно.
От прогулки Радик получил большое удовольствие. Вся красота и непередаваемое настроение осени словно сконцентрировались в этом дне, в длинных прозрачных аллеях бульварного кольца, в отмирающей сухости планировавших с веток листьев, в проявляющейся в эту пору - словно на фотобумаге в проявителе – угловатой оголенности деревьев, скрытой летом под густым зеленым покровом. «Неправда, что все формы во Вселенной стремятся к гармоничной округлости, - думал Радик, - Летом растительность действительно к ней стремится, а осенью – наоборот, к угловатости. И, возможно, это осеннее обнажение честнее, чем летняя маскировка формами.» Спокойная счастливость его внутреннего состояния словно продолжалась с прошлого вечера, когда после долгого телефонного разговора с Леной он лежал в постели и в тихой радости созерцал потолок и стены своей комнаты.
По пути домой Радик зашел в «Пятерочку» купить продукты. Около витрины с сырами заметил знакомую фигуру Светланы. Она тоже увидела его, смутилась, кивнула:
- Здрасьте, - и быстро зашагала прочь.
Радик растерянно хмыкнул, тоже подошел к витрине купить брынзу. Потом, продолжая бродить по рядам между продуктовыми полками, оглядывался, ища глазами соседку, но она, по-видимому, уже вышла из магазина. Он же, наоборот, пока ходил и озирался по сторонам в ее поисках, провел в продуктовом больше времени, чем обычно.
Потом неторопливо шел из магазина домой, продолжая наслаждаться теплым вечером. Несмотря на хорошую погоду, людей на улицах спального района было немного. Время от времени Радик щурился, всматриваясь в фигуры отдаленных прохожих – почему-то было предчувствие, что должен еще раз встретить Светлану. Но каждый раз это оказывались незнакомые ему люди. Дойдя до своего дома, он не зашел сразу в подъезд, а сел на лавочку детской площадки.
Солнце еще светило вовсю, но уже почти не грело. Несильные и приятные порывы ветра меняли то направление, то напор. Приносили Радику какие-то невидимые, обрывающиеся следы слабых запахов, и с ними – смутные тени воспоминаний, которые никак не могли проявиться и соединиться в нечто зримое, но оставляли такие же полупрозрачные и обрывающиеся фантомы чувств и ощущений из прошлого. Это вдруг взволновало его – наверное, даже сильнее, чем если бы ускользающие воспоминания вдруг обрели формы и видимость.
В порывах ветра чередовались потоки прохладного и теплого воздуха, и эта переменчивость помогла в какой-то момент определить место действия того, что он не мог вспомнить – осеннее море в деревне Царникава недалеко от Риги. Но что именно тогда происходило, почему вызывало в нем приятное волнение? Это оставалось скрытым где-то внутри него. Радик знал, что воспоминания чаще приходят и проявляются ярче в момент засыпания. Может быть перед смертью – как перед последним сном – действительно проносятся перед глазами все воспоминания жизни и все проживается еще раз – быстрее, ярче, эмоциональнее, чем когда это происходило в реальности?
Радик знал, когда он был в Царникаве. Осенью 1989-го года. Знал, что там делал. Вместе с мамой присутствовал на похоронах ее отчима – его неродного деда. Потом помогал его родственникам по хозяйству – копал огород, собирал урожай яблок, ездил на рыбалку. Но он не мог вспомнить, что происходило внутри него во время этих занятий, или между ними, и почему его охватывали такие приятные и волнительные ощущения (как, например, сейчас), когда окружающие его погодные условия и запахи вдруг становились похожими на Царникавские. Радик с грустью понимал, что уже никогда не вспомнит. Может быть, только в тот самый момент перед смертью, когда все заново пронесется. И этот момент даже манил, иногда (как, например, сейчас) хотелось приблизить его.