Неспешно-приятно прошли выходные, началась новая рабочая неделя. Радика немного беспокоило, что на новом месте ему поручали очень мало заданий. Точнее, всего одно, которое он выполнил за полдня. «Или действительно сейчас так в офисах планктон живет – ничего не производя? И поэтому такое прозвище получил?» - Удивлялся он. При этом руководитель отдела продолжал смотреть на него с некоторым недоверием и недружелюбием. «Наверное, боится, что я ставленник Воронина, и назначен сюда, чтобы его сменить», - решил Радик, - «ну что - может, и сменю однажды. Но торопить события не буду. Сережа сам решит, если нужно. А мое дело сейчас – присматриваться ко всему, изучать.» И он продолжал изучать инструкции, процедуры и положения.
В среду, возвращаясь домой с работы, Радик шел привычной тропинкой между высотками, через дворы. Услышал сзади шелест, шорох, дыхание. «Кто-то хочет обогнать?» - Успел подумать перед тем как почувствовать резкую сильную боль в спине. От удара и толчка чуть не упал – полуприсел-полунаклонился вперед. И в это время получил еще один удар – как и первый, то ли трубой, то ли битой. Упал. Посыпались пинки, удары. Сознание быстро отключилось.
Глава 14
Лена звонила Сергею.
- Я уже слышал. Да, ужасно. Я попросил найти лучших врачей. Мы сейчас должны сделать для него все возможное. – Воронин выпрямился в кресле, говорил уверенно, по-деловому, и в то же время с нужной ноткой сочувствия в голосе. Левой рукой держал трубку телефона, правой - коротко рубил воздух над столом. Взгляд неопределенно блуждал по мраморным разводам настольного письменного набора. – Я понимаю твое состояние, но нужно держаться. Поверь мне, все необходимое и максимально возможное уже делается. Сейчас главное оказать ему адекватную медицинскую помощь. Найти лучших врачей, лучшую клинику и оборудование. Я уже дал необходимые поручения своим помощникам. Все возможное делается. Тебе нужно и о себе сейчас подумать. Я освобожусь через полчаса и приеду к тебе. Это испытание, но нужно держаться.
Положив трубку, Лена посмотрела на висевшую на противоположной стене картину. В ее воображении возник мудрый китаец – мастер тай-цзы со своими красивыми изречениями про периоды женщины. Говорил что-то на китайском, и Лене казалось, что он встревожен тем, как затянулся ее период критических дней. «Критическим дням пора закончиться. Давно пора…», - мягко, повторяя интонацию китайского мастера, говорил в ее голове невидимый переводчик.
Картину, висевшую на стене, Лена нарисовала четыре года назад, когда вдруг увлеклась живописью, купила кисточки, масляные краски и самоучитель по рисованию. Самоучитель она открывала не очень часто, но, несмотря на это, вскоре в ее квартире появилось несколько холстов расписанных в трудноопределимом жанре, то ли более близком к абстракционизму, то ли к примитивизму. Сейчас ее внимание приковала маленькая темная фигурка человека в углу, со сгорбленной спиной и неестественно разведенными руками. Фигурка, нарисованная в технике, стремящейся к реализму, выглядела неуместной на этом вполне абстракционистском полотне. Частично из-за этого она казалась одинокой и беспомощной. Но было в ней и что-то еще. Пустота, безысходность, отчаяние. Каким-то образом, в этом маленьком изображении человечка – случайной детали неудачного рисунка, Лене, возможно, в единственной из всех ее картин удалось с помощью живописи передать человеческую эмоцию.
Лена встала с дивана, прошла на кухню. Достала из нижнего ящика кухонного гарнитура белую краску и широкую кисть. Разбавила растворителем подсохшие комочки. Вернувшись в комнату, замазала белым темную фигурку. Потом убрала краски обратно в ящик.
В тот вечер внутри нее оборвалась какая-то ниточка. Ниточка, на которой долго – невероятно долго – много всего висело. Которая много лет подряд была натянута до предела, сохраняла трудное равновесие – стоившее ей стольких внутренних сил и нервов. Эта ниточка сохраняла какую-то форму ее личности и благодаря ей Лена оставалась полноценным и разумным членом общества. Теперь – все. Кончилось все мыслимое терпение, марионетка устала, отяжелела вдруг в сотни и тысячи раз. Нить оборвалась, и марионетка упала как тряпка. Чтобы остаться жить, нужно было эту жизнь передать в чьи-то другие руки.