Правда, ни мать, ни старший брат не поддерживали ее педагогическую страсть. Возможно, ее мог поддержать отец, которого она запомнила как мечтателя и романтика, и на которого даже была похоже внешне, но он исчез из жизни их семьи еще когда Лене было семь лет. Старший брат вечно промышлял каким-то бизнесом-продажами – то спиртных напитков, то конфет, то одежды, то автомобилей – разборчивостью не отличался. «Нужно кормить семью» - неуловимо отдававшую обреченностью фразу ставил штампом на все, чем занимался. Но особых успехов ни в чем не добился – то ли был слишком честным (патологически, с детства), то ли не слишком удачливым и хватким. Мать всю жизнь проработала инженером, и уже давно была на пенсии (Лену родила поздно, почти в тридцать девять).
Еще она любила театры. Даже несмотря на то, что искренних и по-настоящему трогающих душу спектаклей в последнее время было все меньше. Она все равно ходила в театры. Жалела актеров, когда они играли плохо. Жалела, когда они играли хорошо, но в плохих спектаклях. И даже когда они играли хорошо в хороших спектаклях – тоже почему-то жалела. Восхищалась и жалела. Потому что жизнь у них сложная.
Некоторое время она сама ходила на курсы актерского мастерства и даже собиралась принять участие в постановке любительского спектакля. Но – сломала ногу, пропустила много репетиций, и на ее роль взяли кого-то другого. Потом она и занятия актерским мастерством забросила.
В прошлом году она научилась варить клубничное варенье. И сразу у нее стало получаться удивительно вкусно – нужной нежной консистенции, с в меру сладким, не слишком приторным (как у многих часто получается) вкусом и приятным ароматом. Научилась варить варенье – а мужа все не было.
Вернувшись домой со встречи одноклассников, Радик залез под душ. Болела голова. И боль эта отвлекала от главного, что сейчас поселилось в Радике, и что в нем происходило. Очень приятное и волнующее, и еще тревожное. Возникшее вдруг, или всплывшие вдруг неожиданно, но уверенно из ему самому почти неведомых глубин его сущности – оттуда, где он сам в себе ничего не мог ни увидеть, ни разобрать – присматривайся-не присматривайся.
Головная боль очень мешала. Поэтому он хотел скорее лечь в постель и заснуть, чтобы завтра… Да, завтра, со свежей прозрачной головой все понять, все почувствовать и все узнать.
Закрутил вентили душа, взял большое полотенце, вытерся, почистил зубы, посмотрел на себя в зеркало. Глаза? – терпимого оттенка, не такие красные, как он ожидал. Может, благодаря этому голова скорее пройдет? Голова, глупая голова, мучащая саму себя. Зачем так много пил? Как неопытный мальчишка – не отстать от других. Расчесал мокрые волосы. Одел майку, трусы. Прошел на кухню, выпил воды.
Почему все так? Как замечательно, что он пошел на встречу одноклассников сегодня. Почему он не встречался с Леной раньше? Почему не интересовался, где она, чем занимается, что с ней происходит? Почему все так? Но она… Такая замечательная и особенная. Совсем не похожая ни на кого из их класса.
Выключил на кухне свет, прошел в спальню, расстелил постель, нырнул под прохладное одеяло. Только бы скорее заснуть и хорошо выспаться, чтобы прошла головная боль. Завтра утром нужно быть свежим, здоровым и с прозрачной головой. Чтобы все понять. Чтобы что-то сделать. Чтобы еще больше наполниться этим приятным чувством, которое вдруг проникло в него (откуда? – почти физически ведь проникло во всю его плоть: руки, ноги, туловище, кожу, голову – откуда? Из воздуха?)
Но сон не приходил. Беспокойная нить сознания оставалась в натяжении, не ослаблялась, не повисала безвольно, чтобы нечто внутри Радиковой головы начало плести узоры сна из нее. За окном тревожно заклекотала какая-то ночная птица, в интонации ее Радику почудились интонации Лениного голоса (только почему так тревожно?). Представилось, что Лена, заснув где-то в своем Медведково, прилетела сюда, чтобы навестить его и потрогать его уши своей интонацией, или даже войти в его сны. Тревога птичьего голоса вошла в Радика, и теперь как будто Ленин голос изнутри касался оболочек его неожиданно опустевшего тела. Нить натянулась еще сильней, потом что-то вспыхнуло внутри, и Радик заснул.