- Получается, истинный даос - это человек, который погружен в разговор с собой, но при этом видит абсурд, царивший вокруг, и молчит?
- Молчит, но если на него нападают, он защищается. Не подставляет щёку для удара.
- А что будет потом? После смерти?
- Ты возвращаешься туда, откуда пришёл. Снова становишься частью чего-то бесконечного. Но меня это мало интересует. Важно то, что происходит сейчас.
- А почему не буддизм? - поглощённая темой, произнесла я, наблюдая за движением карандаша в руке этой девушки.
- Буддизм тоже выступал как профессиональная система управления массой. Изначально Будда проповедовал своё учение для элиты общества, для верхов, но когда верхи осознали, что на самом деле идея самовоздержания удачно сыграет в политике, то она открылось и для низов, для людского дна. Тут всё работало по принципу христианства: чем хуже вам живётся, тем лучше. И потом...становиться аскетом я пока не горю желанием. Хочу не бежать от жизни, а познавать её.
- Это здорово, наверно - найти свой берег.
- Наверное. Я ещё ищу. Может, то, где нахожусь, - лишь временная остановка.
Вскоре портрет был завершён. Ту невероятно чувственно, экспрессивно нарисованную углём девушку сложно было назвать мною. Да, отдельно черты лица принадлежали мне, был мой взгляд, мои пропорции, однако в целом я себя не узнавала. То, что создала Саша, было прекрасно. И в плане техники, подачи, и в восприятии образа. Я понимала, что это я, но в зеркале мой образ казался совершенно другим. Не настолько одухотворённым, не настолько привлекательным, цепляющим. В своих глазах я выглядела безликой, и вряд ли у постороннего человека при виде меня способны были проснуться некие эмоции. Эмоции вызывают другие девушки. Такие, как Саша, как мои сёстры, да даже как Аня. Мой типаж эмоций не заслуживал.
Закончив с портретом, Саша покурила, а после предложила глянуть "Контроль", фильм нидерландского режиссёра Антона Корбейна об умершем в двадцать три года вокалисте "Joy Division". Я не являлась поклонницей ранней британской музыки, но для понимания фильма того и не требовалось. История о Иэне Кёртисе задела за живое и без знания репертуара "Joy Division", без явно выраженной любви к этой группе. Она не о зазвездившемся музыканте, не о гении, подсевшем на наркоту, здесь всё проще - описывается судьба человека, который на пике славы решил свести счёты с жизнью ввиду юношеской ошибки, повлёкшей за собой не самые приятные последствия. Как это, к сожалению, часто бывает. В конце картины Саша прослезилась, я же молча впитывала увиденное и пережёвывала впечатления в себе, понимая, что даже исполнение мечты не всегда может подарить полнейшее удовлетворение жизнью. Наверно, человеку всегда будет чего-то не хватать, всегда будет оставаться что-то, что выгрызает по ночам. Так устроен мир. Так устроен человек.
Ближе к часу ночи мы решили стелиться. Саша снова разложила мне диван, себе достала матрас, запасную подушку, белое постельное бельё. На секунду во мне промелькнула мысль предложить лечь вместе, но эта идея вряд ли пришлась бы ей по душе, поэтому разумнее было сохранить свои размышления при себе. Пока Саша переодевалась, я расчёсывала волосы, стараясь не глядеть в её сторону. Смутило бы её моё внимание? Не знаю. Меня же после предложения "хотя бы поцеловаться" смущало многое. Закралась бредовая мысль из рода "а вдруг во мне тоже прорастают лесбийские корни?". Как такового сексуального влечения я никогда ни к кому не испытывала, поэтому имелись ли гарантии того, что я родилась абсолютно чистой? Вообще все эти предположения имели абсурдный характер, но после разговоров с Сашей подобные темы ничуть не казались абсурдными. Это было естественно.
- Что, спать? - улыбнулась она, повесив белые юбку с топом на спинку стула. - Выключаю свет?
- Да-да, спать, - кивнула я, поражаясь красотой фигуры этой девушки, облачённой в голубую льняную короткую сорочку на тонких лямках.
В темноте Саша прошла к матрасу, легла, повернувшись ко мне. Свет с улицы тепло касался её лица, делая взгляд более мягким. Сумела бы я влюбиться в это лицо? Захотеть это тело? Быть может, действительно в подобном раскладе содержалось бы моё счастье? Успокоение? Сцена напоминала кадр из некого артхаусного фильма.
- Что не ложишься? - произнесла она, накрывшись цветастым пледом.
- Сейчас.
Смахнув навязчивые мысли, я всё-таки легла, однако уснуть не удавалось. Саша же вскоре тихо засопела. Ворочаясь вправо, влево, около сорока раз сменив положение тела, я поднялась и тихо прошла к сумке за телефоном и наушниками. Обычно музыка помогала мне расслабиться и забыться, только той ночью всё было тщётно. В сознание лилась Meds "Placebo", и вместо того, чтоб стать частью музыки, частью мира Брайана Молко, я продолжала думать о том, как бы сложилась моя дальнейшая жизнь, поймав я себя на лесбийских наклонностях. Было бы мне проще? Сложнее? Чем могли бы обернуться отношения с Сашей, если б они вышли за пределы простой дружбы? Не знаю, чувствовала ли она мои внутренние метания, но когда я решила, пересилив себя, лечь к ней на пол, колени мои дрожали. Наверно, от страха быть непонятой.
Саша спала. Её сопение напоминало сопение ребёнка, и это было волшебно. От волос пахло чем-то фруктово-сладким, губы были чуть приоткрыты. Я лежала на краю матраса и с восхищением смотрела на человека, пробудившего во мне смятенные чувства. Будь парнем, я бы стопроцентно влюбилась ещё в первую нашу встречу, наблюдая в кафе за тем, как изысканно, красиво она пила кофе, как изящно затягивалась сигаретой. Но я девушка. Не парень. По идее, лежать рядом было вполне нормально. Ничего предосудительного за этим не таилось, но то ли осознание того, что когда-то Саша так же лежала в постели с девушкой, к которой питала слабость, то ли от внутренних сомнений касательно самой себя я не могла с уверенность сказать, что эта сцена безобидна.
Снова воткнула в уши наушники. Осторожно провела кончиками пальцев от запястья до предплечья Саши, но к счастью или к несчастью, не ощутила ничего, кроме нежной кожи и всё того же превосходства этой девушки над собой. Она была прекрасна, являясь воплощением гармонии, воплощением идеала. Я искренне была благодарна ей за пробуждением чувств, за утерянное умение открыться, вспомнить, что такое искренность, но способна ли была эта дружба длиться долго? Способна ли была Саша остаться в моей жизни? Единственным огоньком в этом полумраке? Нет. Я знала, что что-то разлучит нас. Такие люди, которые нам как никто другой дороги, не могут быть рядом долго. Такова закономерность жизни. Всё, что ценно, быстро ломается. И Саша являлась лишь коротким эпизодом. Густым, свободным мазком на сером холсте моей жизни. Это я понимала. Оставалось дождаться того момента, когда краска высохнет, а это, я знала наперёд, не заставит себя долго ждать.
В мгновение сделалось больно. Изнутри душило, перед глазами вставало что-то тёмное, неприятное. Оно росло, расползалось по телу, выходило наружу, заполняло собою окружающий воздух, стены, потолок. Хотелось кричать, но звуков не было. Ни вздоха, ни оха. Тело было напряжено, из глаз и из носа текло. Ни голоса, ни воли прекратить эту тихую истерию. Ощущение безысходности, ощущение холода, пустоты, дикого одиночества - эти понятия меня сжигали. Чем больше глушишь себя, чем чаще блокируешь боль, тем масштабнее и гуще она позже прольётся. Это как столкнуть полную до краёв банку с жидкостью или забыть выключить газ, видя, как стремительно выкипает вода из жестяной ёмкости, опустошая её, но при этом оставляя на внутренней поверхности едва заметные следы. Горячо от боли и холодно от пустоты, которая после неё вырисовывается и налётом опускается на дно. Дно души? Сердца? Не знаю. Есть ли вообще эта душа? Где она? Кто в ответе за это абстрактное понятие? Почему её не видно, но она болит? Почему нельзя вырвать её, сжечь, вырезать? Почему я не умела совладеть ею?
Не прекращала думать об этом и тогда, когда Саша спросонья крепко прижала меня к себе, ласково проговорив: "Хорошо, что ты рядом". Мы лежали вплотную к друг другу, но я по-прежнему была изолирована. Не по своей воле, нет. Просто, видно, моё нутро было настолько опустошено, что тот налёт, который время от времени поднимался со дна, закупорил все входы и выходы. Я продолжала барахтаться в самой себе. Рыться в собственном колодце, куда упала в какой-то момент жизни, и медленно в нём гнила.