- Безумно, кивнула я тогда, задумавшись. - Обидно, что в действительности всё так и есть.
- Именно. Всё в мире распределяется по сортам, даже мы с тобой. Цена человека сегодня не в степени его развитости, духовности, интеллекта. Нет, всё решает социальный статус.
- А меня не оскорбляет быть третьего сорта. Может, стоит на это смотреть с обратной стороны? Чем дальше ты от верхушки рейтинга, тем яснее видна кривизна всей этой системы, тем ближе истина.
- Не оспоришь, - улыбнулась Саша.
Странно вынимать из корзины с памятью такие живые детали, когда человек далеко от тебя. Может есть мир, в котором наши беседы, образы, мечты живут отдельной жизнью? Мир, где животных, автомобили, дома, людей не делят по сортам? Где все равны, где отсутствуют всяческие рейтинги, породы, оценки? Есть ли такой мир где-то, кроме наших желаний? Вряд ли. Даже если и есть некие параллельные вселенные, то не думаю, что существует и одна совершенная. Совершенство на то и совершенство, чтоб быть идеалом, далёким от воплощения.
В два часа я стала мёрзнуть, ботинки, как и пуховик, промокли. От места моего нахождения до дома, если исчислять автобусными остановками, было около трёх, поэтому добралась я минут за тридцать. Удивительно, но квартира встретила подозрительной пустотой. Причём отсутствовали не только голоса людей, но и обувь гостей, куртки. Это насторожило. Раздевшись, я сразу же в мокрых носках прошагала на кухню, где застала плакавшую возле окна в платок маму.
- Что случилось?
Она упрямо молчала. Мало что понимая, я прошла в зал. Приготовленные блюда покоились практически нетронутыми, расставленные для гостей тарелки - чистыми. Никто не приходил - то было очевидно. Оставалось гадать, почему, и что заставило маму плакать. Где отчим? Заглянув к Кирюшке, я обнаружила его спящим, будить не стала. Взяла домашние вещи, закрылась в ванной. Когда, чёрт возьми, придёт конец этим слезам? Хотелось как можно скорее переодеться, умыться и лечь спать. Ни о чём не думая, ничего не зная. Но стоило включить воду в кране, как в дверь постучали.
- Почему ты так быстро вернулась? - спросила мама, вытирая слёзы. Под губой красовалась свежая опухоль.
- Стало скучно, - пролепетала я, продолжив намыливать руки мылом с ненавистным мне запахом яблок.
- А у нас было весело, - усмехнулась она с иронией. - Никто не пришёл. Мы разругались, этот нажрался и уехал. Умойся, и я хочу с тобой поговорить.
- О чём?
- Всё скажу. Я пока чайник поставлю. Ты не голодная?
- Есть немного, - призналась я.
Мало представлялось, о какой важности планировала сказать мама, но когда переодетая вышла в зал, села за стол, где мне была приготовлена порция мяса по-французски, и услышала о том, что она хочет подать на развод, слов не нашлось. Ни на языке, ни в мыслях.
- Как ты считаешь?
- Не знаю, мам. В тебе сейчас говорят эмоции. Есть ли смысл обсуждать это, если завтра утром ты скажешь: "Ну пока вроде всё нормально. Поживём ещё"?
- Не скажу. Я всё обдумала. Подам на раздел имущества, снимем на первое время квартиру. Ты, может, поищешь какую-нибудь подработку. После суда эту квартиру продадим, деньги поделим и купим однокомнатную. Кирилл не против, говорит, что никогда не простит отца за то, что тот поднимает на меня руки.
- Мам, я конкретно сейчас не хочу говорить об этом. Не обижайся.
- Просто скажи, если я найду недорогую квартиру, ты не против уйти?
- Что за нелепые вопросы? Ты знаешь, что будь возможность, я бы и сейчас ушла.
- Ладно, - вздохнула она. - Будем что-то думать. Спокойной ночи. Пойду я лягу, голова раскалывается.
- Да, спокойной.
К счастью, той ночью продолжения не было, оно последовало позже.
10 глава
Несколько дней мама с отчимом не разговаривали, и как ни странно, всем от этого стало спокойнее. Мама действительно настроилась на развод, на уход из дома, однако звонить по объявлениям об аренде квартиры в первую пару дней сразу же после Новогодней ночи не имело смысла. Отходняк, похмелье, состояние "да пошли все нахуй" - людям было далеко не до переговоров. Правда, мама попыталась связаться с несколькими собственниками, на что слышала: "Звоните после третьего числа", или же те вовсе не отвечали на звонки. Однако время шло, послепраздничный синдром подходил к концу, люди возвращались к привычным будням, выкладывали на сайты новые объявления, искали клиентов. В один из таких вечеров, когда мама выписывала номера телефонов арендодателей, отчим застал её за этим занятием, взбесился, снова стал упрекать в изменах, в том, что она, якобы, ищет "место для блядства". Слушать его разъедающие терпение и нервы речи было противно. На мамино заявление, касательно того, что она собирается съехать вместе со мной и Кириллом, а после подать на развод, он отреагировал скептически.
- Ну-ну, - издевательски посмеялся. - Съехать? Не пугай ежа голым задом. Куда ты съедешь? Ты прекрасно знаешь, что не потянешь детей на свою зарплату.
- Ничего, что-нибудь придумаю. Несколько месяцев покручусь, а потом суд - имущество поделим, куплю однокомнатную квартиру.
- Имущество поделим? - прошипел он. - Не много берёшь на себя? Хуй тебе будет, а не квартира. Не забывай, за счёт кого всё это нажито. У любовников своих проси квартиры, а от меня ты ни копейки не получишь.
- За счёт кого же это нажито? - крикнула мама.
- Если б не мои связи, ты так и жила бы в своей сраной хрущёвке с тараканами да картошку жареную жрала каждый день.
Однако несмотря на всё, мы собирали вещи. Мама нашла скромную "сраную хрущёвку" за шесть тысяч, включая счётчики, в месяц, въехать куда можно было после десятого января. Отчим видел, что его угрозы не действовали, видел, как пустели полки в шкафах, как отчуждённо смотрел на него Кирилл, но никак это не комментировал, молча давясь своим ядом. Бросил лишь единожды: "Давайте, все уёбывайте отсюда! Только помните, что обратной дороги не будет". В маме же это лишь разжигало огонь обиды и гнева, настроена она была, как мне поначалу казалось, решительно. У меня имелось немного ценных вещей, поэтому самая необходимая одежда, несколько книг, учебные тетради, предметы бытовой химии поместились в две миниатюрные коробки, плюс к этому ноутбук. Кирилл тоже не стал упаковывать всю свою комнату, ему, как и мне, хватило несколько коробок, содержимое которых по большому счёту составляли школьные принадлежности: краски, учебники, море ручек, карандашей, альбомов, тетрадей. С игрушками он не играл, весь его мир заключался в компьютере, и в данной ситуации мама даже вставила: "Хоть какой-то плюс в этих компьютерах. Меньше перевозить придётся".
Я видела, как она нервничала, как не находила себе места. Пока собирала посуду, разбила две тарелки, три стакана. Постоянно психовала, срывалась то на мне, то на Кирилле, хотя в чём, собственно, мы были виновны? Одно стало позже ясно - она не горела желанием переезжать, делала это из принципа, из желания доказать отчиму, что она способна на поступки. Ждала, что он обнимет её, попросит прощения. Станет уговаривать не уходить, не рубить с плеча, однако ничего подобного не происходило, и это злило её. Грушей для битья становились, конечно, мы.
В день переезда обстановка дома накалилась до предела. Отчим с самого утра не расставался с рюмкой, мама то и дело бросалась в слёзы, упрекая нас в том, что всем на неё наплевать, мы с Кириллом не знали, куда себя деть. Создавалось впечатление, что идёт батл между ней и её мужем, мы же выступали лишь в роли пыли, поднимавшейся с земли, застилая им взор.
- Что, сын, - прохрипел у выхода отчим заплетающимся языком, - вот так вот ты с отцом? - ирилл продолжал безмолвно застёгивать тёмно-серую куртку. - Такая твоя благодарность?
- А за что ему благодарить тебя? - вмешалась мама, в панике глядя на часы. Такси уже ждало внизу.
- Не лезь, я не с тобой говорю. Кирилл?
- Да что? - отрезал тот. Глаза его находились на мокром месте.