- Даже не скажешь мне ничего?
- Я не знаю, что говорить.
- Учти, никакой другой дядька тебе никогда папку не заменит, - Кирилл по-прежнему молчал. - А ты, - небрежно переключился отчим на меня, - рада, небось? Радуйся. Всю жизнь радовалась, если у нас с мамкой что-то не клеилось.
- Это не так, - вставила я, чувствуя, что начинаю подкипать.
- Так, я уж выучил тебя за все эти годы.
С этими словами мы вышли из квартиры. Коробки ждали внизу. Благо, пересчитать их можно было по пальцам, всё поместилось в багажник новой "Приоры". В машине мама ревела. Да и я сама с трудом сдерживалась. Обидно, что в этой ситуации отчим снова сделал меня крайней. Чем я не угодила, не знаю, но осознание того, что человек, из-за которого я резко в шесть лет повзрослела с приходом его в нашу жизнь, обвинял меня в их конфликте с мамой, больно резануло. Как бы я ни старалась не обращать внимание на его нападки, тем не менее обращала. Не могла я равнодушно к этому относиться.
Молодой водитель в коричневой дублёнке помог нам выгрузить коробки, хотел помочь и до квартиры их донести, на что мама ответила категоричным отказом.
- Не так уж их и много, сами справимся.
Дом располагался во дворе спального района. Ни магазинов поблизости, ни каких-то общественных учреждений. Лишь безликие пятиэтажные дома-коробки, несколько старых лавок, древняя горка, заваленная снегом, сломанные качели, турник и сосны. Всё довольно серо и убого. Мне в принципе было совершенно плевать на какие-либо удобства, эстетику из окон, маме же это место дико не нравилось. Но выбора не было, сними она квартиру в элитном районе, заплатить пришлось бы раза в два больше. Всё то время, что мы поднимали коробки, пока Кирюшка караулил оставшиеся у крыльца подъезда, она причитала и нервничала, жаловалась на вонь в подъезде, на невоспитанных соседей, не отвечающих на её "Здрасте", на узкие ступеньки, на то, что я нерасторопно двигаюсь, прикопалась и к моим ботинкам, заявив, что я выгляжу в них, как трансвистит. Я понимала, что обижаться на неё или в чём-то упрекать нельзя. Даже если б на моих ногах были изящные сапожки на каблуках, она бы и в них нашла изъяны, причины её недовольства заключались вовсе не во мне или в не таком подъезде. Её бесило то, что отчим смиренно принял факт нашего ухода. Лишь в этом крылась причина.
Квартира оказалась такой же невзрачной, как и двор. Я не говорю о дизайне, вкусе, гармонии. Ремонт, судя по всему, в этом месте делался лет пятнадцать-двадцать назад, поскольку потолок крошился, пожелтевшие дешёвые обои отваливались, плинтусы отходили, трубы в ванной комнате протекали, с дверей ошмётками отлуплялась белая краска. Меня-то всё устраивало, свет, вода, унитаз имелись и ладно. Я не брюзга, не аристократка, однако мама смотрела на окружающую обстановку с отвращением. Оба из двух имеющихся диванов отличались въевшимися серыми пятнами, у шифоньера отваливалась ручка, холодильник в кухне был куда старше меня, у плиты не работала духовка, гарнитур как таковой отсутствовал напрочь, вместо него висел один единственный поцарапанный ящик для посуды, и стояла из такого же пластикового материала столешница. Ванна была покрыта налётом ржавчины и чужой грязи, у зеркала откололся угол, а у унитаза сломан бачок, отчего, как предупредил хозяин квартиры, смывать отходы нужно водой из ведра. Единственный плюс - висевшая в зале небольшая по размерам репродукция Рембрандта "Христос во время шторма".
Около часа мама находилась в прострации. Сидела на кухне, смотрела в окно. Мы с Кириллом переоделись, сразу принялись разбирать коробки. Его учебники и тетради, мои книги пришлось оставить нетронутыми, так как какой-либо дополнительный шкаф для подобных вещей в той квартире не предполагался. Ближе к вечеру я по просьбе мамы сходила через две остановки в магазин за чаем, макаронами, сосисками, хлебом, маслом, сахаром, солью. Ближе к семи вечера она уже легла спать. Мы с Кириллом поужинали, попили чай с вишнёвым вареньем из дома и, убрав со стола, сели на кухне смотреть "Маленький принц", мультфильм по мотивам повести Экзюпери. "Глаза слепы. Искать надо сердцем" - слова, которые на всю жизнь поселились в моём собственном сердце. Я всей душой любила Маленького принца и, несмотря на то, что являлась сторонницей того, что это произведение всё-таки для взрослых, никак не для детского понимания, было приятно, что Кирилл остался под приятным впечатлением от просмотра. Капля добра в эти злободневные будни.
Той ночью мы легли вместе. Перед сном долго разговаривали. Меня удивило, когда брат вдруг спросил:
- Почему Маленький принц сказал, что слова мешают понимать друг друга?
- Потому что слова редко бывают искренними, - прошептала я ему, слегка замешкавшись. - Часто мы говорим совсем не то, что на самом деле думаем или чувствуем.
- Почему?
- Наверно, потому что боимся обнажить себя. Боимся открыться. Слова - что-то вроде защиты, вроде маски.
- Ты тоже носишь такую маску?
- Бывает, - кивнула я не без грусти. - Но только не с тобой.
- Хорошо, - улыбнулся он, крепко обнял меня, и на такой тёплой ноте мы погрузились в сон.
Впервые за долгое время я спала без страха. Без кошмаров, без вздрагиваний. Было спокойно. Я знала, что никто не ворвётся в комнату, никто не станет кричать, бросать непонятные обвинения, упрёки, угрозы. В отсутствие отчима появлялась возможность дышать. Дышать и не чувствовать себя за использование воздуха виноватой. Не чувствовать себя виноватой за один факт своего существования. Думаю, и Кирилл ощущал эту внутреннюю свободу. Парадокс, но родной отец стал для него воплощением зла, воплощением изверга, чужого человека. Я была счастлива, что не познала подобные чувства на себе. Своего отца я любила, быть может, за то и больше, что он ни разу не дал мне познать, что такое страх.
Вскоре рождественнско-новогодние каникулы подошли к концу. Брат отправился в школу, у меня началась сессия. Мама по-прежнему находилась в состоянии нервоза. Ежедневно просыпалась с обречённым, траурным выражением лица, на автомате собиралась на работу, собирала Кирилла, с нами практически не разговаривала, а если начинала, то всё кончалось её недовольствами и бессмысленными придирками. Через "не хочу" готовила, жалуясь на полурабочую плиту и неудобную обстановку в кухне, причитала по поводу нехватки денег, снова начала курить. Понятно, что комфорт и хотя бы мизерное удовлетворение в таких условиях мало можно было ощутить. Я видела, как мама рвалась домой, как бесилась из-за того, что отчим не делал попыток вернуть её, что не надоедал звонками и слежками. Лишь однажды он позвонил Кириллу, спросил, как у нас тут дела, есть ли что покушать, хотел привезти продукты, на что Кирилл заявил: "Всё у нас есть. Не надо приезжать". Как и следовало, узнав об этом, мама пришла в крайнее возмущение. "Ни черта у нас нет! Последние сотни остались, чем вас кормить - я понятия не имею! Лучше б ты вообще трубку не брал!".
Я не знала, чем закончится этот эпизод нашей жизни. Перебесится ли мама, возьмёт себя в руки и решится начать новую жизнь или вернётся домой при первой возможности - сложно было что-то сказать. Когда осторожно намекала, что не было смысла уходить, если она об этом жалеет, слышала в ответ: "А ты бы не жалела? Мы больше десяти лет прожили вместе, у нас общий ребёнок. Нельзя взять и разом вычеркнуть все эти годы. Повзрослеешь - поймёшь. Чего ты от меня хотела? Что я оставлю свой дом, в который столько вкладывалась, поселюсь в этом бараке и буду счастлива? Ушла, как кошка, с поджатым хвостом. Осталась без ничего". Я старалась понять маму, но не могла. Правда. Не в квартире было дело. Её тянуло к отчиму. К человеку, который называл её шлюхой, бросал в неё бутылки, поднимал руку. Его она любила. И ни я, ни Кирилл, конечно, заменить такого подонка не могли. Я знала, что стоит уйти нам из дома, как она тут же об этом пожалеет, ожидания оправдались.
Сдав два экзамена, я стала искать работу. В основном требовались менеджеры с опытом работы, бухгалтеры, грузчики, торговые представители, операторы call-центров, официанты, уборщицы, посудомойщицы. Однако одно объявление выглядело довольно заманчивым:
Требуется продавец в кондитерский магазин "Сладкий рай".
Категория: студенты
Опыт работы: не важен