За неделю работы я вдрызг стоптала свои зимние ботинки. Жалко, но приносить на вторую обувь кеды не могла, так как у ботинок имелась небольшая платформа, на которой я дотягивалась до последних полок витрины, без неё было б проблематично. Мутило от одного вида конфет, от запаха печенья, которое прежде любила. Перед тем, как начать работать, казалось, что невозможно перебороть соблазн и воздерживаться, когда ты находишься в настоящем сладком рае, на деле вышло наоборот. За смену я могла раза два попить чай, но всякий раз это был просто чай. Без конфет, без сахара. Есть не хотелось.
С Дмитрием мы, как ни странно, поладили. В общении он показался довольно-таки приятным. Единственное, что смущало - бестактные вопросы касательно моей семьи, семейных проблем, причин, по которым я решила пойти работать. Это с его стороны было лишним, но в целом директор начинал мне нравиться. Он не цеплялся к моей работе, не пытался поймать на обсчёте, обмане, когда заезжал и видел аврал, творившейся в период времени с четырёх до шести, то помогал разложить конфеты по ячейкам, расфасовать печенье. Часто рассказывал о себе, из чего стало ясно, что он окончил экономический факультет в очередном филиале нашего города, пробовал заняться продажей бытовой химии, работал администратором в крупном супермаркете, полгода просидел в банке, где встретил будущую жену. Детей не имеет, но планирует в ближайшем времени, недавно сделал ремонт в квартире, пользовался услугами дизайнера, "отвесив тому около тридцати косарей". В городе имеет несколько точек "Сладкого рая", ежедневная выручка каждого составляет в среднем около пятнадцати - восемнадцати тысяч. Мечтает лет через пять купить дом, сменить свою "простенькую Ауди" на Беху, слетать на Кипр.
- И давай на "ты", - попросил он в одну из моих смен. - Не люблю этой официальщины. Я не дядька сорокалетний, неловко себя чувствую, когда молодая девушка обращается ко мне на "вы".
- Хорошо.
Я привыкала. Общение с людьми уже не становилось для меня чем-то неприподъёмным, порой даже получала от этого удовольствие, когда покупатель попадался адекватным. Конфеты не ела, но чтоб знать, "что с чем", ломала, изучая начинки. С кассой тоже практически подружилась, училась в голове делать быстрые подсчёты, чтоб лишний раз не набирать на калькуляторе "500-176". Однако неприятности не заставили себя долго ждать.
- Кир, Диана жалуется на тебя, - заявил мне однажды директор, заехав перед закрытием. - Говорит, что замучилась исправлять твои недочёты.
- В смысле? - это заявление меня тогда искренне поразило. Я старалась, как могла. Да и Диана ни разу лично не предъявила мне упрёка. Если её что-то не устраивало, могла бы позвонить мне, сказать, где и что я делаю не так, но нет. Ничего подобного не случалось.
- Говорит, ты конфеты не выкладываешь, оставляешь пустую витрину, в результате ей приходится первым делом утром после тебя носиться, разбирать коробки. Ценники не меняешь, деньги не размениваешь.
- Всё, что могу, я делаю, - в шоке промямлила тогда я. - Почему она мне этого не скажет?
- Я не знаю. Вмешиваться в ваши отношения не хочу, вижу, что ты стараешься, но имей в виду. Просто прислушайся, если где-то косячишь, исправляй.
- Ладно. А что ей ещё не нравится?
- Да больше особо ничего не говорила. Тебе вообще нравится тут работать?
- В целом да.
- Как ни приду, у тебя лицо такое вымученное. Не выглядишь счастливой.
- Дело не в работе.
- Ну смотри.
Стукачество Дианы тронуло меня. Не ожидала, что так ошибусь в этой девушке. Странно, когда взрослый человек ведёт себя по-детски.
На третьей неделе моей работы, вернувшись со смены, я застала в квартире отчима. Они сидели с мамой на кухне, пили чай, смеялись, шутили. Кирилл играл в зале на компьютере.
- А что такое? - прошептала я в прихожей, с удивлением глядя на выглянувшую улыбающуюся маму.
- Сегодня возвращаемся обратно, - пропела она счастливо.
- Обратно?
- Да, ты разве не хочешь? Не придётся работать, сможешь нормально учиться.
- Мам, ты издеваешься?
- А что такое?
- Я не вернусь домой, - выпалила я в истерике. - Для тебя всё настолько просто? Разве я не говорила, что этим всё закончится?
- Ну извини. Как бы там ни было, вернуться придётся. Я уже позвонила хозяевам, сказала, что сегодня мы съезжаем, сегодня-завтра нужно отдать ключи.
- Мам!
- Что, мам?! - крикнула она, сменившись в лице. - Сказала, возвращаемся, значит, возвращаемся!
- Я останусь тут. У меня есть работа, я сумею сама платить за квартиру.
- Какая работа? Хочешь из института вылететь?! Сегодня все вместе едем домой, поняла меня?
- Достали меня ваши разборки! Делайте, что хотите, но я никуда не поеду!
Поехать мне, конечно, пришлось. Квартиру опустошили, сдали хозяйке. Кирилл тоже не жаждал возвращаться, но молчал. Что ему ещё оставалось? Он знал, что стоит вякнуть, ему же и влетит. Однако отчим вёл себя подозрительно терпимо, молча слушая нашу с мамой перепалку. Наслаждался, наверно. Он-то больше всех понимал, что за этот поступок нам ещё предстоит расквитаться. Что-то за этим стояло, я чувствовала, но мама, как собачка, повелась на дешёвый развод. А чего от неё следовало ждать? Она и надеялась на такой расклад. Кому что доказала? Никому. Ничего. Мне было страшно за наше будущее.
- Ты что, совсем не соображаешь, мам? - шептала я, оставшись с ней наедине в домашней ванной комнате. - Ты действительно веришь в то, что он понял свои ошибки, и всё у нас станет иначе? Как в нормальной семье?
- Хватит капать мне на нервы, думаешь, мне легко? Думаешь, легко так вот взять и вычеркнуть человека из жизни? Ты никогда не была в браке, ты понятия не имеешь о том, что это такое - годы совместной жизни. Нельзя просто взять, разом разрушить брак и в один день начать новую жизнь. Не существует идеальных семей, нет их.
- Есть, мам. И да, тебе легко. Ты поиграла в свою пользу, только мы с Кириллом тут при чём? До тебя не доходит, что так просто отчим не забудет об этом поступке?
- Что ты имеешь в виду?
- Он же отыграется. Ты правда не понимаешь этого?
- Перестань. Он изменился. Видела бы ты, с каким лицом он пришёл за нами.
- Я видела его довольную рожу, когда мы с тобой ругались.
- Почему ты такая злая? - рявкнула она, не выдержав. - Нужно быть добрее к людям, ты очень изменилась. Хватит на всех бросаться.
- Это я бросаюсь? Мам, я?
- Да. Не паникуй раньше времени. Поживём, увидим.
- Только не жди, что я уйду с работы. Не уйду. Плевать мне на эту учёбу, я буду работать.
- Кир! Оставь меня, а! Ноет и ноет, надоело. Не хочешь - не уходи. Но если из вуза попрут, на мою помощь не рассчитывай.
Всё шло по очередному чёртовому кругу, конца у которого не было. Той ночью я снова не спала, не могла заснуть. Сначала бесконечные малоприятные мысли одолевали, потом скрип дивана за стенкой. Рассчитывать на то, что в нашей жизни могло что-то измениться, не приходилось. Успокаивало лишь то, что у меня имелась работа, и в случае чего, я могла в любой момент уйти из дома, снять захудалое жилье. Убежать, другими словами. Это дарило какую-то надежду. Правда, недолго.