О комнате с туалетом можно было сказать: "Атас!". Если коридор ещё мало-мальски отличался приличием, несмотря на стены с облупившейся краской, то в сортир в первые дни я не могла зайти без ощущения страха. Имелось четыре кабинки с обыкновенными дырками. Унитазов не было. Ужас состоял в почерневших массивных трубах, висевшими над этими дырами, которые при слабом освещении отбрасывали на стены громадные тени, и едкой, тошнотворной канализационной вони. Впечатление кошмара производило неподдельное. Краска со стен сходила ошмётками, листами, но, видно, никого это не трогало. Сразу же я заглянула в душ, о чём вскоре пожалела. Там дело обстояло не многим лучше. Конечно, позже я ко всему этому привыкла, вся эта обстановка стала для меня обыденной, тогда же я чувствовала спокойствие лишь за закрытой дверью.
- Привет, ты из комнаты Томы? - улыбнулась мне у кухни женщина лет тридцати пяти с собранными в косу тёмными волосами. В руках она держала маленькую жестяную кастрюлю, половник.
- Да, здравсте, - кивнула я, остановившись. - А что?
- Ничего, просто познакомиться хочу. Я Оля. Если помощь какая-нибудь понадобится, обращайся.
- Хорошо, спасибо, - улыбнулась я, поражённая проявленным гостеприимством.
- Тебя как зовут, кстати?
- Кира.
- Приятно познакомиться.
- Взаимно.
Здесь, в общаге, разворачивался другой мир. На тот момент я не понимала его, не знала людей, не могла составить объективное мнение о людях, после всё стало проясняться. Тогда же я находилась в состоянии если не в шоковом, то близком тому, но о возвращении домой не думала.
Перед сном мы созвонились с мамой.
- Без тебя стало пусто, - призналась она тихим голосом. - Как будто часть души оторвали.
- А как вообще обстановка? Как Кирилл?
- Из твоей комнаты не выходит. Сидит, смотрит в окно. С нами практически не разговаривает.
- Всё наладится, мам.
- Наладится, наверно.
- А как дядь Саша? - добавила я осторожно. - Рад?
- Он уверен, что месяц поживёшь и вернёшься. Думает, не выдержишь общажных условий.
- Значит, так и не понял?
- Нет. Никогда не поймёт. Он считает, что ты ушла за зрелой жизнью.
- Конечно. Чего от него ещё можно было ждать? Но мне всё равно теперь. Пусть говорит, что хочет. Его право.
- Как там соседи? Познакомилась с кем-нибудь? Адекватные?
- С одной только. Но, наверно, адекватные. Все в основном семейные.
- Ладно. Будем надеяться, что не зря мы всё это затеяли, да?
- Мам, мне тут лучше. Уже, исходя из этого, я скажу тебе, что не зря. Да и ты со временем привыкнешь, и Кирилл.
- Посмотрим.
Той ночью я спала с включенным светом. Кровать расстилать не стала, бросила сверху плед, подушку, накрылась пододеяльником. Боялась, что долго не сумею уснуть и снова выведу себя на разъедающие мысли, но, напротив, уснула мгновенно. Уснула крепко, не видя снов. А проснулась утром до дребезжания будильника. Встала, расчесалась, сходила умыться, ни с кем не встретившись, позавтракала несладким чаем с вафлями, переоделась в то, в чём накануне приехала, и направилась на учёбу.
Оставалась неделя до начала сессии, до начала зачётов. Не верилось, что я продержалась год в этом ненавистном институте да ещё и заработала себе репутацию не самой последней студентки. Это при том, что просто писала дома конспекты и присутствовала на лекциях, пропуская эти самые лекции мимо ушей. Наверное, мне везло. В принципе учёба в этом заведении действительно не требовала многого: главное ходи, отмечайся и выполняй требования недалёких преподов - всё. Потому в моей жизни наступила неделя стабильности. Днём я сидела на парах, потом шла в магазин, если требовалось, покупала хлеб, что-то из продуктов, готовила маленькими порциями на день или на два, пила вечерами чай: иногда одна, иногда с мамой и Кириллом; читала, смотрела фильмы. И постепенно вливалась в общажный мир. Хотя, скорее не вливалась, а становилась сторонним наблюдателем, когда на кухне мыла посуду или стояла у плиты. Вся жизнь на самом деле у людей, что длительное время живут в общаге, разворачивается именно на кухне.
С шести до десяти начиналась сходка. Совместное приготовление ужина. Меня первое время удивлял этот факт, ведь куда проще было б этим женщинам купить электрические плиты - стоят они недорого, вполне доступно для людей с постоянных заработком, однако скоро стало ясно, что вся прелесть для них заключалась именно в готовке компанией. В романтике этих типично женских бесед с радио, совместным чаепитием или за пивом. Меня никто не трогал. Спрашивали, как зовут, представлялись сами, но не все. Некоторые. Мне большего и не требовалось. Интересно было смотреть на всё взглядом постороннего. Черпать для себя что-то для чего-то. Для чего? Не знаю. Может, для сюжетов будущих рассказов? Хорошо бы, но я год ничего не писала. Каких рассказов? А рассказы могли бы получиться вполне себе приличные. Концепция точно имелась, причём личности были такие, что о многих хотелось написать в отдельности.
Самым ярким героем, персонажем этого мира являлась тёть Инна. Эту женщину сложно назвать женщиной, скорее мужеподобное существо женского рода. На вид ей было за сорок, на деле же - тридцать шесть. Довольно полная, причём бывает полнота, делающая женщину женственной, здесь же случай был прямо противоположным. Её повадки, манера говорить, походка - всё было грубым, отталкивающим. Как ни странно, она имела двух дочерей: Алину шести лет и годовалую Арину. Общение между ними происходило исключительно на повышенных тонах. Не знаю, как Алина это выдерживала, но мне искренне было жаль её. Грустно это, когда родная мать кричит несмышлённому, незрелому ребёнку: "Тварь! Если не уберёшь, я сейчас подойду и изобью тебя!". Избивать-то она, конечно, не избивала, лишь грозилась, но уже то, что произносила это, делало её не матерью, а врагом в глазах дочери. Младшую же она берегла. Да и странно было б, если б грозилась избить ребёнка, который на тот момент ни ходить, ни говорить не умел. Тормозила тёть Инну на поворотах тёть Люда. Она была ненамного старше первой, но заметно умнее и воспитаннее, поэтому нередко нерадивой мамашке и самой влетало. Вообще она напоминала курицу-наседку. Но не без петуха.
Петух имелся, такой своего рода общажный мучачос. На пару лет моложе жены, туповатый, что проявлялось уже в речи, зато с широкой, мускулистой грудью, которую всякий раз стремился продемонстрировать, щеголяя по коридору в одних трико или шортах. Самая странная пара, которую мне доводилось видеть. Мало того, что они даже внешне нелепо смотрелись вместе, так к тому же и отношения между ними были, мягко говоря, отличными от нормальных. У мужа имелась любовница, тёть Инна знала это, но она мутила с соседом - низкорослым, невзрачным Витей. Когда муж отсутствовал, Витя приходил, когда муж присутствовал - отсиживался у себя в комнате. Иногда же они все вместе пили пиво на кухне, заедая сушёной рыбой. Удивительный треугольник. Вернее, квадрат. Бывали выяснений отношений, крики, ссоры, лишь до детей никому не находилось дела.
Что касается тёть Люды - эта женщина являлась чем-то вроде сердца общажного блока. Всегда трезво смотрела на ситуацию, говорила, что думала в лоб без лицемерия, без подхалимства. В соседских ссорах выступала кем-то вроде судьи, если кого-то несправедливо обижали, заступалась, хотя на вид была довольно-таки хрупкая. Так однажды я проснулась ночью от душераздирающих криков жены, которую избивал в коридоре съехавший с катушек муж. Крики были дикими, я в страхе сидела у двери, не зная, как поступить. Кто-то должен был вмешаться в это или вызвать полицию, но все делали вид, что ничего не происходит. Ни один из живших на площадке мужиков не вышел и не вступился за женщину, лишь тёть Люда открыла дверь и ненадолго отвлекла этого психа, именно в эти минуты его избитая жена успела выбежать за двери коридора. Такое повторялось несколько раз, но, к счастью, уже скоро эта семья съехала из общаги, сдав комнату какому-то парню. Семья же самой тёть Люды состояла из неё самой и шестнадцатилетнего сына, оканчивавшего десятый класс той же школы, что когда-то окончила я.