- Мам, а ты, наверно, забыла, что говорила полгода назад? Когда собиралась подавать на развод?
- У всех бывают чёрные полосы.
- Чёрные полосы? В таком случае у нас уже тринадцать лет как сплошная чёрная полоса. Ты абсолютно не понимаешь, в какое ставишь меня положение - когда у вас в личных отношениях всё плохо, когда твой дядя Саша швыряет тебя за волосы от одной стене к другой, ты жалуешься, говоришь, как устала, как было б хорошо уйти, когда же налаживается - хочешь, чтоб у всех всё резко стало хорошо. Так не бывает. Почему, когда ты решила вернуться домой, ты не поинтересовалась, а хотим ли этого мы с Кириллом? Ты сказала, что нельзя просто так взять и разбить семью после стольких лет брака. А какую семью, мам? Нет у нас никакой семьи. Нет и никогда не было. Были только твои попытки создать её да дешёвые иллюзии, всё. Вы никогда не считали меня за человека. Вы могли спокойно заниматься по ночам своими брачными обязанностями, не думая, что в нескольких метрах от вас спала я. Вернее, делала вид, что спала. Вряд ли в такой обстановке можно было уснуть - я лежала, заткнув уши. Это называется детством? Семьёй? Спасибо вам в таком случае, мам. Я до сих пор с отвращением всё это вспоминаю, и ты можешь говорить, что я бросила тебя? Ушла и ладно? Что я всегда поступаю так, как хочу, ни с кем не считаясь? Зачем ты вообще родила меня? Ни ты, ни отец не ждали моего прихода в этот мир. Я была бы куда более благодарна тебе, если б ты сделала аборт.
Мама с написанном на лице ужасом молча разревелась. Я понимала, что наговорила лишнее, что позже пожалею о сказанном, но нервы и эмоции брали своё. Какое-то время мы сидели в полнейшей тишине, разбавляемой детскими криками из коридора, не глядя друг на друга. Расстояние между нами стало ещё больше, чем когда-либо. Я ненавидела себя за проявленную жестокость, но то, что рвёт изнутри, находясь под замком, всё равно рано или поздно вылезет наружу. Так случилось и в этот раз. Любой энергии нужен выход. Спустя минут десять, мама вытерла слёзы, неторопливо поднялась из-за стола, взяла с кровати свою чёрную сумку и, лишь обувшись в белые босоножки на невысоком каблуке, подняла на меня красные глаза. Что в них читалось, я не понимала. То ли чувство вины, то ли холод, то ли просто шок.
- Я услышала тебя, Кир, - заговорила она хриплым голосом. - Прости меня за всё. Я хотела быть тебе хорошей матерью, хотела, чтоб ты была счастлива. Прости, что не получилось. Больше я в твою жизнь лезть не стану. Живи так, как считаешь правильным. Нужным. Пусть у тебя всё будет хорошо. Семья, которой тебе самой не хватило, любящие дети, муж, который никогда не изменит, не поднимет руку. Не думай, что я когда-то жалела о твоём рождении, что это было ошибкой. Ты была желанным ребёнком, я всегда любила тебя, - тут мама снова пустилась в слёзы. Когда чуть успокоилась, продолжила. - Ошибкой было то, что мы с тобой мало говорили. Слушая я тебя больше, думаю, мы бы не пришли к такому итогу. Да, ты права, нет у нас никакой семьи, никогда не было, были только дешёвые иллюзии. Прости меня, я знаю, что виновата. Мне с этим жить, а ты будь счастлива. Это большее, о чём я могу мечтать для тебя.
С этими словами она вышла, закрыв за собой дверь. Я же на дрожащих ногах встала из-за стола, опустилась на пол, и, согнувшись пополам, в бессилии разревелась. В окно светило горячее солнце, в коридоре смеялись дети, а я лежала, кусала в кровь губы, давясь разъедающими солью слезами. Нужно было подойти и обнять маму, не дать ей уйти, нужно было сказать, что я люблю её, ценю, что мне будет плохо без неё, что весь гнев, вся злость, с которой я говорила, были адресованы не ей, а отчиму. Она ушла в слезах, уверенная в том, что я всю жизнь её ненавидела и чувствовала от неё это же. Понятно, что для матери нет ничего болезненнее, чем услышать такое от ребёнка. Может, это было ещё одной причиной, по которой я не хотела иметь детей, заранее зная, что никогда не смогу подарить ни одному существу полноценной жизни. Не в моих это возможностях.
Провалялась я так до вечера. Когда в комнате стало темнеть, вся опухшая, зарёванная, встала с пола, умылась водой из кувшина, расстелила кровать и снова легла. Глаза толком не открывались, губы, покрывшиеся грубой коркой, болели, в висках пульсировало. Всё, чего мне тогда хотелось, - как можно скорее уснуть. Отключиться от мыслей, переживаний, забыть о случившемся и просто уснуть.
15 глава
Не знаю, несут ли в реальном мире какое-то значение наши абстрактные ночные видения, но, проснувшись утром в диком, непередаваемом словами ужасе, я долго не могла прийти в себя. Снилось, будто стою одна в каком-то поле, срезаю подсолнухи. Небо ясное-ясное, солнце печёт, поблизости ни души. Я же продолжаю срезать и выковыривать крупные семечки. Сколько это продолжается - неясно. Собрав полный рюкзак, выхожу на дорогу и иду по направлению к реке. Зачем мне туда - неизвестно, но не чувствую ни страха, ни волнения, ни жути. Мне будто бы даже нравится в происходящем. Однако у реки мелькает фигура человека. Лица не видно, образ размазанный. Слышно только, как душераздирающе пищат котята, я останавливаюсь, непонимающе смотрю вдаль, видя, как странный персонаж опускает в воду черный пакет, после чего звук резко прекращается. Ясно, что котята утонули. Разворачиваясь, что есть мочи бегу в противоположном направлении, глаза стекленеют от увиденного, я бегу, спотыкаюсь, но обернувшись на секунду назад, понимаю, что человек, свидетельницей утопления котят которого я стала, несётся за мной. Мне страшно, я сворачиваю в поле, бегу дальше, падаю в подсолнухи и, притихнув, осознаю, что остаться незамеченной - моё единственное спасение.
Рюкзак, в который собирала семечки, лежит рядом насквозь мокрый. Я в недоумении открываю его, чувствуя запах чего-то тлеющего, вижу мёртвых котят. Их там штук пятнадцать. Совсем крошечные: чёрные, белые, рыжие. Все мёртвые. Меня снова начинает трясти, я вскакиваю с земли и вижу посреди поля одинокую девятиэтажку. Дом отца. Фигуры, что гналась за мной, не видно и, успокоившись, иду по направлению дома. Войдя в знакомый подъезд, поднимаюсь на нужный этаж, дёрнув за болтающуюся ручку двери, вхожу в квартиру. Кругом темно. "Пап, - зову я. - Ты тут?". Никто не отвечает. На кухне стоит треснутый белый бокал с холодным недопитым чаем, рядом лежит пустая пачка из-под сигарет. Я с опаской иду дальше, вхожу в спальню отца и в ужасе замираю на месте. Тело с посиневшей головой в петле болтается в воздухе. Из колонок магнитофона еле слышно играет жуткая, незнакомая музыка. Я бросаюсь из комнаты, из квартиры, бегу внизу по ступенькам, изо всех сил сдерживая крик, добегаю до первого этажа и оказываюсь в коридоре общаги. Свет нигде не горит. Голосов не слышно. По памяти, чуть ли не наощупь нахожу дверь в свою комнату, открываю и снова застываю на месте. За столом сидят мама, отчим, Кирилл. Сидят, мирно разговаривают, пьют чай.
- Дочь, собирайся, - говорит мама.
- Куда?
- Как куда? Домой.
- Я не хочу домой.
- Всё уже решено, - улыбается мама. - Половину мы перевезли, так что чем быстрее соберёшься, тем быстрее уедем.
Я не противоречу и начинаю послушно укладывать в приготовленные коробки книги, тетради. Из глаз льются слёзы. Я осознаю, что не хочу возвращаться. Меня трясёт при виде отчима, но мама счастлива. Она хочет, чтоб мы были вместе, оттого я не возражаю. До поры до времени. Вскоре они начинают ругаться. Спор на повышенных тонах переходит в истеричные крики, замахи, драку. Отчим толкает маму со стула, она падает, а он подходит и начинает пинать её. Я не знаю, что делать. Кирилл плачет, на помощь никого не позовёшь. Тогда я срываюсь с места, подбегаю и отрываю отчиму голову. Бред - да, но во сне всё это было довольно-таки реалистично. Резиновая голова, как у куклы, отлетает в сторону. Мама начинает неистово кричать, визжать, обвинять меня в том, что я не должна была вмешиваться, что я снова всё испортила, и на этом я проснулась.
Отвратительный был сон. Бредовый, бессмысленный. Ужасно, когда понимаешь, что сон, а проснуться не можешь. Разлепив влажные глаза, я встала с постели, глянула на себя в зеркало - зрелище не для слабонервных. Вид алкоголички. Веки заплывшие, щёки оттекшие, ещё эти покусанные губы. Всё, что произошло сутки назад, казалось чем-то ирреальным. Может, разговор с мамой мне тоже приснился? Может, я придумала себе его? Было ли это правдой? К сожалению, да, было. Что делать дальше, я мало соображала. Позвонить маме? Станет ли она говорить со мной? Позвонить Кириллу? Идти писать заявление на отчисление или готовиться к экзамену по философии? Я находилась в прострации. По пути в туалет столкнулась с тёть Инной.