Не знаю, как мне тем вечером удалось уснуть, но проснувшись на утро с пересохшим от обезвоживания ртом в пришибленном состоянии, я встала с постели, выпила стакан воды, глянула на часы - 7.25 утра. Если бы не инцидент с Григорьевной на этнографии, то я бы спокойно отправилась этим утром на следующий экзамен по философии. Всё б вышло иначе. Теперь же было решено - я собиралась сходить в деканат написать заявление на отчисление. И тут уже было плевать на упрёки, претензии, унижения. Это моё личное право, которое я, к счастью, ещё всё-таки имела. А что будет дальше? Об этом думать не хотелось. Я прекрасно осознавала, что несладко мне придётся, но терять нечего. Мама от меня отвернулась, большинство знакомых считало куском говна. Будущее своё я не видела. Что уйдя из института, что останься. Одно равно другому. Поступать по обстоятельствам - такую я себе дала установку.
Пустой желудок напоминал о себе. Есть хотелось невыносимо. Расчесав жирные прилизанные волосы, натянула, вопреки тридцатиградусной жаре, серый спортивный костюм, сложила в жёлтый таз шампунь, мыло, полотенце, мочалку, обула тапки и вышла из комнаты. Не прошло двух секунд, как из кухни, с любопытством меня разглядывая, выглянула мужеподобная тёть Инна с пивным брюхом, заявившая твёрдым тоном: "Кир, за уборку только ты не отдала. Сколько я могу бегать?". Я не стала ничего говорить, ограничившись кивком головы.
Тёплая вода в душе подействовала, как анальгетик. Я стояла под мягкими струями, думая, как ни странно, не о несложившейся учёбе в вузе, не о маме, не о соседях. Думала о том, чьим проклятьем награждены те, кто не способны слиться с происходящим положением дел. После беседы с Сашей о даосизме, я заинтересовалась этой религией, прочла книгу, которую она мне посоветовала. "Истина Дао", автор - Алекс Анатоль, человек российского происхождения, открывший первый даосский храм в Америке, где он лично практикует эту китайскую философию. Книга на самом деле потрясла меня. Говорить о ней нужно отдельно, здесь же упомяну в контексте лишь небольшую цитату автора: "У вас, чувствительных к "хаосу, страданию и абсурду", есть чудесный дар, он же и ваше проклятие на всю жизнь. У вас нет защитной толстой шкуры, которая обеспечивает члену человеческого стада блаженство неведения. Вы сведущи, а значит -- уязвимы". Такими сведущими людьми были и Горький, и Буковски, и Кафка, и Сартр, и Ван Гог, и Босх, и ещё большое количество тех, кто не был удовлетворён окружающей обстановкой. Куда проще не думать, не чувствовать. Существовать под слоем шкуры, не допуская ни единого ранения. Смотреть на вещи из-под толстых стекол, промытых социальными сетями, телевизором, словами тех, кто является типичным представителем этой хорошо слаженной системы. Почему я была лишена этой возможности? Почему, понимая, какая фикция, полная до краёв парадоксальности и маразма, вся наша жизнь, продолжала болеть от несправедливости, жестокости, глупости? Почему не могла принять мир таким, какой он есть? Да, его не переделать, люди никогда не станут лучше, ценности не поменяются, отношение людей к людям останется неизменным. И как ты ни вопи, ни плачь, ни матерись - устоявшееся положение дел не сдвинется с места. Всё будет так, как и теперь. Может, хуже. Как сказал Генри в "Хлебе с ветчиной": "Таковы правила: или вы умудряетесь вписаться в общую схему, или подохнете на улице". Вероятно, будущее сулило мне подохнуть на улице.
Закончив с душем, я мало-мальски убралась в комнате: вытерла пыль со шкафов, пол подмела. Поднимавшееся солнце заглядывало в окно, ничуть не скупясь на свет и тепло, странно было чувствовать в такой обстановке холод. Я переоделась в джинсы с футболкой, высушила феном волосы. Перед выходом заглянула на кухню, отдала деньги за уборку и, оказавшись на улице, вновь вышла на сцену театра, где разворачивался интереснейший комедийный спектакль. Что там у меня по сценарию? Отчисление, да. Разговор с секретарём в деканате. Девушка, что пару дней назад выписала направление на добор баллов, не особенно удивилась моему заявлению. Спросила лишь с неожиданным для меня участием:
- Что, всё-таки не сдала экзамен?
- Не сдала.
- А почему сама уходишь?
- Решила, что так будет лучше, - пробубнила я, неуверенно стоя перед её заваленным бумагами столом.
- Зря ты так. Здесь и не такие учатся. Получила бы диплом, а там уж шла, куда захочется. Отчислить - тебя бы всё равно не отчислили, тут и не на такие долги закрывают глаза.
Я молчала.
- Ладно, как знаешь, - вздохнула она, положив на край стола лист с дешёвой шариковой ручкой. - Вот образец. Пиши точно так, как тут. Дату и имя только измени.
Я не жалела о своём решении. Ни тогда, ни после. Иного пути не существовало, поэтому из института выходила с совершенно спокойной душой. Ничего в ней не дрогнуло. Да и что должно было дрогнуть? Я не жаждала учиться в этом заведении, сюда меня занесло невезение и неоправданные надежды. В чём следовало сомневаться? В том, что мне в жизни каким-то образом понадобится диплом социолога? Нелепость. Всё, что мне конкретно тогда требовалось, - поесть.
Деньги, заработанные в конфетном магазине, всё ещё сохранились, и именно на них я взяла тем днём в магазине овощи, хлеб и самый дешёвый кофе. Голод играл злую шутку. Вернувшись домой, почистила и пожарила картошку с луком, в отдельной сковороде - отваренные шампиньоны в сметане. Не очень это весело - обедать в одиночестве, но компанию мне составить было некому. Так, жуя в одиночестве жареную картошку, я снова услышала из коридора разборки соседей. Чтоб отвлечься от этого, включила на ноутбуке фильм "Таинственный поезд" Джима Джармуша, который пересматривала пару раз в минуты неуютного молчания. Нужно было думать, как жить дальше. В моём кошельке имелось одиннадцать с половиной тысяч. Что это дало бы? Я могла сесть в поезд и уехать в любом направлении в пределах нашей сраной страны. Другой вопрос: "Где я кому-то могу быть нужна?". Саше в Питере? Нет. Я пару раз пыталась позвонить ей, но оба номера, о которых мне было известно, не отвечали. Из "контакта" она удалилась, действующий номер телефона я не знала, ни номеров её родственников, знакомых. Вариант с Сашей и Питером виделся настолько же нелепым, как пробовать вновь поступить в Литинститут.
Я попробовала вновь сесть и что-то написать. Выплеснуть внутреннюю боль, агрессию, но даже тем днём, когда меня настолько рвало изнутри, открыв чистый вордовский файл, я около часа просидела, не выудив из себя ни единого слова. Ни слова, ни мысли, ни нормальной формулировки. Неприятно это - видеть, как рассеиваются, разрыхляются собственные мечты. Сравнимо с тем, как если осознанно отпустить человека, зная, что умрёшь. Именно так я отпустила всех тех, кем дорожила - отца, Климта, Сашу. Маму. В моём пространстве никого не оставалось. Никого, ничего. Только я и мои кошмары. А может, другим просто не было среди них места? Так или иначе, я понимала, что деньги с неба не упадут. Нужно было искать пути заработка. Твёрдо настроилась на это, но, пообедав и вымыв посуду, снова взяла книгу и провалилась в другой мир. Другой формально. На этот раз это была "Фактотум" Чарльза Буковски, а мир там абсолютно реален. Гиперреален.
16 глава