- С добрым утром.
Слова нашлись не сразу. Лёжа в кровати с широко раскрытыми глазами, я хотела разреветься. Навзрыд. Во весь голос. Климт по-прежнему жил во мне. В моих надеждах, мечтах, страхах, однако осознание этого не принесло облегчения. Напротив. Вся та боль, которую, как мне казалось, я уже давно похоронила, всплыла и дала о себе знать ледяным октябрьским ветром. Может, этот сон явился знаком? Символом? Что-то из рода: "Кого ты пытаешься обмануть? Ты всё ещё связана теми прогнившими нитями, и пока не развяжешься, ни к чему завязывать новые. Никому от этого легче не будет". Что ни говори, но о Климте я стала вспоминать именно тогда, когда в моей жизни появился Марк. То ли потому, что он напоминал мне того длинноволосого парня с отрешённым взглядом, то ли потому, что та часть меня, именуемая по Фрейду "Оно", предчувствовала, что при продолжительном общении с барменом из "Итальяно" я позволю себе открыться ему, о чём могу позже пожалеть. Не знаю. Ясно одно - Марк не Климт, и, несмотря на внешнее сходство, внутренне они ничуть не были похожи. Да и неважно это. Климт - Климтом. Школьная романтика не имеет жизни за стенами школы. Остаются воспоминания, эмоции, горечь от несбывшегося, несказанного, потерянного, но это всё. Рано или поздно нужно переселяться в реальность. А реальность такова, что рядом с Марком во мне просыпалось уснувшее желание жить, и не было ни одной причины отталкивать его только из-за нелепого, не вовремя увиденного сна.
Допив чай, Марк снял с вешалки пальто, шарф, не глядя на меня, оделся. Обулся. Время на телефоне показывало 7:15 утра. Когда я, наконец, встала с кровати, он задержал на мне взгляд и, помедлив, спросил:
- Мне прийти после работы?
- Да, мы же договорились, - кивнула я, потирая глаза. - Буду ждать.
- Я позвоню, как освобожусь, - улыбнулся он, на чём мы и попрощались.
Проводив его, я снова легла с намерением уснуть, однако так и провалялась до девяти, роясь в своей голове, не выудив оттуда ни одной ценной мысли. На улице шёл дождь, комната была затоплена темнотой, молчанием и невысказанной, разъедающей печалью. Наступило то самое время, когда многие заболевали так называемой "осенней хандрой". Холодные дождливые будни, приближение затяжной зимы, февральских морозов, метелей, буранов вызывали беспокойство о кошках, которых я кормила. Также о тех, что, поджав под себя лапы, сидели на остановках, у магазинов, у сотен подъездов с закрытыми продухами, не имея возможности даже на время согреться. Понятно было, что большая часть этих бродяжек не доживёт до весны, не увидит ни набухших на деревьях почек, ни талых льдов, ни хлюпающих по лужам резиновых сапог, ни вылезших отовсюду одуванчиков. Эти кошки замёрзнут до смерти, а люди продолжат жить. Продолжат копаться в своих мелочных, циничных желаниях, решать, что съесть на ужин, какие фото залить в сеть, какие сапоги купить: замшевые или кожаные; какие контрацептивы. Они продолжат свой бессмысленный сон с открытыми глазами, крича о защите прав животных, о всеобъемлющей любви ко всему живому, о справедливом наказании живодёров, ничуть не задетые мыслью о какой-нибудь очередной грязной собаке или кошке, что с потерянными глазами посмотрела на них когда-то возле людного супермаркета, а вскоре исчезла. Кому какая разница. Это не имеет значения. Здесь, в этом мире, значение имеет лишь то, что удовлетворяет инстинкты и приносит личную выгоду вместе с дешёвыми лайками. Как это ни грустно. Ужасно то, что в своей немощности я ничуть не была лучше.
Тот день прошёл так же обыденно и статично, как и большинство моих выходных дней за последние месяцы: полдня я читала, поглаживая лежавшую на коленях Бусинку, ближе к вечеру сварила макароны, смешала со сливочным маслом, порезала несколько сосисок, выложила всё это в контейнер, в бутылку из-под йогурта налила молока и, одевшись, направилась кормить кошек. Странно устроен мир - от одной реальности до другой всего пара шагов. Тот, кто открыл элитный бар рядом с убогой общагой, видимо, с чувством юмора, противопоставив две параллели настолько выпукло, настолько жестоко. Возле здания бара были припаркованы далеко не последние по моде и цене до блеска вылизанные иномарки, вокруг которых крутились стильно одетые девочки на каблуках, на крыльце курили коротко остриженные парни в пиджачках, отовсюду лился женский щебет, мужские смешки. Эти люди никогда не попадут в тот мир, который разворачивался за стенами общаги. Они никогда не узнают, что такое "невозможно", что такое "безвыходно". Для этих людей возможно всё, и выход существует из любой ситуации. Детки богатеньких родителей, что утром сидят и слушают лекции по экономике и психологии, днём ведут в интернете блоги, а вечером собирают компанию, берут иномарки и едут в бар, где раскуривают кальяны, выпивают виски и заводят знакомства с себе подобными. Именно эти люди являются представителями нашей культуры. Именно они вскоре будут стоять у руля и вершить чужими судьбами.
Проходя мимо, я узнала несколько лиц, которых когда-то видела в бывшем институте. Будущие социологи, психологи, юристы, экономисты? Возможно, но маловероятно. Большая часть этих детишек богатеньких родителей будет пристроена под крылышками всемогущих папиков - в буквальном и в не очень буквальном значении. Может, среди этой золотой молодёжи находились и мои прежние сокурсники - не знаю. Я не вглядываться и намеренно кого-то не искала глазами. Даже если так и было, нас ничего не связывало, ничего не объединяло. Забрав когда-то документы из вуза, я окончательно провела черту между собой и этим пафосным, показушным миром, о чём ничуть не жалела. Даже получи я диплом, места в реальности среди этих дышащих жизнью мальчиков и девочек, купающихся в приторном сиропе, мне не было. Я относилась к той реальности, участники которой наблюдали за происходящим и подсыпали в сироп сахар. Как это ни прискорбно, как ни грустно, но расслоение общества никто не отменял.
Вернувшись домой, выпила бокал горячего чая с лимоном, накормила сосисками Бусинку, переодевшись в домашнее, сходила в мойку набрала в ведро тёплой воды, вытерла в комнате пыль, вымыла полы. Я нечасто это делала, но осознание того, что через шесть - семь часов придёт Марк, давало странные силы, остатки забытого энтузиазма. Я ждала этого парня. То и дело поглядывала на часы, навела порядок в холодильнике, выбросив испорченные огурцы, капусту, прокисшее в кастрюле картофельное пюре, заплесневевшее в банке смородиновое варенье. Продукты, купленные не так давно Марком, всё ещё лежали и ждали своего часа, поэтому, недолго думая, я сходила вымыла несколько картофелин, лук, горсть шампиньонов, заодно налила в кастрюлю холодной воды, в которой вскоре поставила грибы на отварку. Пока готовилась одна часть ужина, я вспомнила о том, к чему когда-то питала тихую страсть, начав готовить другую - гренки из начавшего сохнуть батона. Чуть позже сваренные грибы обжарила на миниатюрной сковороде, добавив соли, сметаны, зелёного лука. От перемешанных в комнате запахов в желудке включились рабочие процессы - есть хотелось жутко, но при всём при этом я знала, что должна дождаться того, кому всё это предназначалось.
Во что выльется наше знакомство с Марком, наши неоднозначные ночёвки, не знал никто. Я не хотела думать о последствиях, о будущем. С каких-то пор значение стало иметь лишь то, что происходило в настоящем. Он нравился мне как собеседник, как человек, как друг. О чём-то большем я не старалась размышлять, поскольку понимала, что стоило мне увидеть в нём парня, вся эта гармония исчезла бы. Стоило мне привязаться, как его не стало б рядом. В этом я была уверена, поэтому всё, чего на тот момент хотела, - не утонуть в собственном безумии, а Марк был тем, кто подал мне руку. И несмотря на то, что рука эта была тёплой, крепкой, сильной, внушающей доверие, я по-прежнему висела над обрывом, зная, что могу в любой момент сорваться.