- Согласен, - кивнул Марк без энтузиазма. - Я не спорю, Кир. Печальный факт времени, но взгляни на это с другой стороны. Да, те талантливые писатели не имеют сотен тысяч читателей, да, их имя не слетает с языка у каждого второго, их не постят в инстаграмах, контактах, твиттерах, о них не снимают видеоблоги. Пусть их романы прочитало несколько десятков человек, но они останутся жить. Эти истории останутся жить, даже если при жизни их не напечатает какой-нибудь популярный издатель. В этом вся суть. А дешёвая литература всегда была и будет, может, в этом и свои плюсы имеются. Не все способны понять Кафку, Сартра, Керуака, Хаксли, не всем это нужно. И наше общество, о чём мы с тобой вчера уже говорили, никогда не отличалось совершенством, но именно оно со всеми своими глубокими изъянами, грязными разводами являлось источником для размышлений, для всплеска чувств, эмоций писателей, художников, музыкантов. Не будь этих дыр, мы б не знали сейчас и понятия "искусство", не говоря о том, какие области оно в себя включает и благодаря каким людям имеет на сегодняшний день жизнь.
Я долго молчала. Слова не находились.
- У тебя хорошие задатки, Кир. Просто делай своё дело, а будущее покажет. Набей руку, выработай стиль.
- Нет никакого дела. Не думай, что после этого разговора ко мне вернётся желание писать, - отрезала я, вернувшись в реальность. - Не вернётся, Марк.
- Посмотрим. Время покажет.
На такой ноте мы вместе убрали со стола, а после начали готовиться ко сну.
21 глава
Проснулась я утром от невероятного запаха блинов. Разлепив глаза, увидела стоявшего возле плиты Марка. Одетого, с распущенными волосами.
- Сколько время?
- Половина восьмого, - ответил он, оторвавшись от сковороды.
- У меня был в холодильнике кефир?
- Нет, не было, - улыбнулся он. - У вас тут через дорогу открылся круглосуточный магазин. Ты, кстати, с чем любишь блины: с вареньем, со сгущёнкой или с шоколадной пастой?
- Со сгущёнкой, - растерянно призналась я. - Давно не ела ни блинов, ни сгущёнки.
- Я заметил.
- Спасибо тебе.
Встав с кровати, не глядя в зеркало, я расчесалась, накинув халат, сходила умыться, встретившись в мойке с тёть Инной, которая, подмывая своего ребёнка, успела с любопытством меня разглядеть. Неважно. Меня это не тронуло. Не задело. Должно быть, хотела что-то спросить, но, так или иначе, промолчала.
Блины оказались волшебными. С детства я привыкла их уплетать по бабушкиной технологии: не макать блин в пиалку, а класть его на тарелку, наливать сверху пару ложек сгущенки, сворачивать и отправлять в рот. Сгущёнка выходила из пор, таяла. Ради этого сладкого мгновения и умереть было не жалко.
- Вместе пойдём на работу? - произнесла я, глотнув горячий чай.
- А почему нет? Боишься сплетен?
- Именно. Отряд официанток меня возненавидит, узнав о наших ночёвках. Что бы под этим ни подразумевалось.
- Ты преувеличиваешь.
- Ничуть.
- Хорошо. Если хочешь, я выйду пораньше, потом подойдёшь ты.
- Это странно и не очень со стороны, но так будет правильнее.
Однако когда Марк ушёл, что-то во мне замкнуло. Не стоило так поступать. Не стоило вообще втягивать его в свою жизнь. Я в открытую пользовалась этим парнем. Мне были удобны такие отношения - да: безопасность, блины на завтрак, спагетти перед сном, разговоры, заполняющие внутреннюю пустоту, но что дальше? Сколько эта связь могла продлиться? Месяц? Два месяца? Мы не приходились друг другу ни любовниками, ни друзьями в том смысле, в каком принято считать. Я понимала, что Марк заслуживал нормальной девушки. Определённости. Взаимной заботы, взаимных ухаживаний, внимания. Могла ли я дать ему это? Нет. Я не являлась морально здоровым, адекватным человеком, способным на стабильные человеческие отношения с сексом, совместными завтраками, походами в кафешки, ежедневное приготовление ужина. Во мне скопилось слишком много изъянов, слишком многое в себе я безвозвратно похоронила. Остались ли силы на то, чтоб вскарабкаться наружу? При всём хорошем отношении Марка я не была готова полностью открыться ему. Не только морально, но и физически. Не хотела спать с ним, ходить за ручки и прочее. Не потому, что он мне не нравился как парень, нет. Скорее, не видела я просто себя в этой роли. Мне в принципе была не приятна физическая близость с кем-либо, дело заключалось не только в сексе. Даже на работе или в магазине у кассы я по возможности избегала телесных контактов. Незначительные прикосновения воспринимались так, будто в эти мгновения от меня что-то отковыривали. Что говорить о чём-то большем?
Несмотря на то, что мне не хотелось думать о будущем, планировать, рассуждать о последствиях нашей так называемой дружбы с Марком, я видела, что диалог о работе задел его. Да, это было жестоко с моей стороны - просить остаться на ночь, не беря в расчёт его личные дела, а на утро заливать нелепости о каких-то неудобствах, страхах, официантках, с которыми меня, кроме совместной работы, мало что связывало. Глупо вышло. Его реакция была мне вполне понятна. Я смотрела на гору аккуратно пожаренных блинов и ненавидела себя.
Как ни удивительно, за обедом на работе одна из девчонок села напротив меня и, чуть наклонившись, продемонстрировав эффектно открывшуюся под футболкой грудь, с нетерпением заявила:
- А кто-то прикидывается невинной простушкой.
Я замерла, оторвала глаза от тарелки с тыквенной кашей.
- Как тебе неприступный Марк? Как удалось заарканить его?
- Между нами ничего такого нет, - отрезала я, поняв, что все присутствовавшие за столом официантки проявили внимание к беседе.
- Вот только не заливай, - хихикнула Юля. - Живёте вместе, и ничего такого нет?
Не знаю, откуда произошла утечка информации, но отнекиваться было бесполезно.
- Как бы там ни было, вас это не должно касаться.
- А чего хамишь-то? Нам просто интересно. Представь себе: за всё время работы он не повёлся ни на одну зрелую тёлку, а тут ты. Такая маленькая, неприметная (не в обиду сказано), молчаливая, закрытая. Странно ведь? Причём ладно, если б Марк был каким-то лошком, которому никто не даёт, но нет. Он прекрасно знает, что каждая вторая тут была б не против.