На последующие дней десять я выпала из жизни. Постоянно спала, если просыпалась, то кормила оставшейся едой Бусинку, доползала до туалета и обратно, пила воду, иногда невольно, неосознанно ревела - просыпалась, подушка оказывалась мокрой от слёз. Соседки шептались за спиной, бестактно, не смущаясь, внаглую рассматривали меня, если я выходила из комнаты, но с вопросами никто не лез. Однажды, правда, позвонила хозяйка, поинтересовалась, всё ли у меня нормально. Ясно, кто настучал, но меня не задело. Сказала, что всё неплохо, просто вирус какой-то схватила, потому и переезд пришлось отложить. Её, должно быть, ответ удовлетворил, поскольку более звонков не последовало. Перед тем, как проститься, она попросила сообщить ей заранее хотя бы дня за два, когда мы будем готовы сдать ключи и доплатить за съём. Что мне оставалось? Я ответила: "Ладно". На правду сил не нашлось. Да и вообще я перестала понимать, где эта самая правда. События последних двух недель напоминали о себе во снах, но оттого во мне всё более и более росло ощущение, что ничего этого не было. Что я всё придумала и заставила себя поверить.
Не знаю, какой момент можно считать стартом болезни (вечер убийства или же всё началось гораздо ранее), но вскоре у меня начались галлюцинации. Сначала в безобидной форме: в один из вечеров я просто продрала глаза и различила возле двери силуэт отчима. Видение было мгновенным, не веря себе, я на несколько секунд зажмурилась, а глянув снова, осознала, что в комнате никого нет и быть не может, так как дверь закрыта с внутренней стороны. Когда это произошло впервые, конечно, значения не придала - подумаешь, чего не увидишь спросонья, тем более, если, потерявшись во времени, спишь на протяжении нескольких дней, но вскоре образ отчима появился снова. Это случилось ночью. Я встала с намерением дойти до сортира, открыла дверь, вышла в пижаме и замерла на месте. Он стоял в конце коридора, прислонившись к подоконнику. Руки в карманах, ноги - крест на крест. Выражения лица с дальнего расстояния невозможно было различить, но при всём при этом я чувствовала, как он прерывисто дышал. Ничего не соображая, влетела в комнату, закрылась на ключ и в течение нескольких минут слушала за дверью тихие, едва различимые шаги. Возможно, шаги действительно были. Может, кто-то проходил мимо, направляясь в сортир, но этот пережитый ужас ни за что не хотела б повторить. Той ночью мне с трудом, а всё-таки удалось уснуть. Проснувшись утром, вылезла из-под одеяла, ещё раз прокрутила в памяти недавнюю сцену, придя к тому, что то являлось сном. Я не вставала, ничего не видела. Просто достоверный, реалистичный сон. Однако сомнения вызвал ключ в двери - обычно я поворачивала его на один оборот, а в этот раз замок был закрыт до упора. Именно так, как я сделала ночью. Данная информация в голове не укладывалась.
Иногда слышались голоса мамы, Кирилла, Марка. Сны переплетались с этими бредовыми проявлениями, поэтому я долго не могла осознать, уяснить, принять, что у меня действительно начались серьёзные проблемы. Однажды проснулась ночью от слепящего света, на пороге стоял Марк. В той одежду, в какой уходил, с тем же чемоданом. Глаза печальные, как у брошенной собаки. Разулся, виновато посмотрел на меня. Сел на кровать, стал просить прощения.
- А как ты вошёл? - спрашиваю удивлённо, на что он:
- Так я ещё месяца два назад делал дубликат ключей на всякий случай. Не думал, что придётся воспользоваться при таких обстоятельствах, но как чувствовал.
- Не стоило тебе возвращаться.
- Разве ты не хотела этого?
- Я не хотела терять тебя, но раз ты ушёл, какой смысл поворачивать назад?
- Я был не прав.
Пару минут я пытаюсь строить из себя недотрогу, но вскоре сажусь рядом с ним, беру за руку. Да, я хотела, чтоб он вернулся. Мне не верится, а внутри у самой блаженный трепет. Никаких обид, никаких саднящих ран.
- Давай попьём чай, как раньше? Посидим, обсудим то, что до этого дня случилось, решим, как быть дальше.
- Хорошо.
Марк ставит чайник, вскоре мы садимся за стол, объясняемся. Точных слов теперь не припомню, но было приятно. Что-то тёплое, искреннее. В результате разговора приходим к выводу, что будем, как прежде, жить вместе, а дальше покажет время. "Я не уйду" - эту фразу Марк повторяет множество раз, её я только и запомнила, а вскоре мы ложимся спать. Вместе. В обнимку.
Когда я проснулась и обнаружила, что рядом в кровати никого нет, на пару секунд впала в ступор. Сон или реальность? Чемодан, стоявший у порога, тоже исчез. Какие тут сомнения? Разумеется, всё приснилось, НО. Если б не тот факт, что на столе стоял бокал с выпитым чаем. Я помнила наверняка, что тогда, когда ложилась спать до материального или абстрактного прихода Марка, на столе ничего не оставалось. Все бокалы я ставила на тумбу рядом с плитой. Вот тут-то стало не по себе. Во-первых, от жестокой шутки воображения с возвращением Марка, во-вторых, нарисовывался вопрос: действительно ли это было шуткой. Возможно, он всерьёз приходил? Тогда почему ушёл, ничего не сказав? Почему один бокал? Мысли путались. Я задавала вопросы, на которые ответы, конечно, никто мне дать не мог. Страх. Непонимание. Безысходность. Что делать? Как дальше жить?
Встретившись взглядом с голодной Бусинкой, заставила себя подняться. Еды не осталось. Ни сухого корма, ни яиц, ни картошки, ни макарон. Глянув в зеркало, с трудом себя узнала. Если и раньше свой вид не оставлял меня удовлетворённой, то в те минуты при виде пойманной отражением девушки стало жутко. Лицо осунулось, кожа пожелтела, покрылась какими-то пятнами, прыщами. На голове - стог сена, залитый маслом. Глаза пустые. Сходив помыться, я посушилась, оделась в то, в чём ездила к маме в СИЗО, синяки под глазами неудачно замазала тональным кремом, поставила на зарядку неясно с какого дня отключившийся телефон, посмотрела время, дату. Из "Охоты на овец" в мягкой обложке взяла тысячную купюру. Я-то могла умереть от голода, но не имела прав дать умереть кошке, которую приютила. Оставшееся чувство ответственности за живое существо в какой-то степени грело душу, доказывая тот факт, что я всё ещё с трудом, но жила. Не превратилась в кусок высохшего мяса. Сердце, вопреки всему, не встало. И даже если в моём мозге произошли какие-то сдвиги, доля сознания по-прежнему имелась.
Расплатившись в ближайшем супермаркете за кошачий корм, молоко, консервы, коробку дешёвого чая, куриное филе, я вышла с пакетом из магазина, на секунду потерявшись. Окружающая суета в моём восприятии происходила в замедленной съёмке. Разумеется, тут сказалась и долгая нехватка воздуха, и длительное отсутствие в социуме. Посмотрев по сторонам, я решила сходить покормить дворовых кошек, совесть грызла. Как они? "Благо, - думалось, - лето. Чем-нибудь да можно перебиться. Не умирать на морозе". Однако у подъезда меня встретила миниатюрная, хромая бабушка. В платке, в жёлтом платье с ромашками, с матерчатой сумкой. Не обращая внимание на её нескромный, любопытный взгляд, я стала насыпать сухой корм, когда услышала:
- Девушка, ты б больше сюда не ходила. Убили зверьё-то.
Я повернулась. В её глазах читалось сожаление.
- Как убили?
- На прошлой неделе служба приезжала, всех по району отравили: и котят, и взрослых.
Секунд десять я переваривала эту мысль, глядя на рассыпанный на асфальте "Китекет". Отравили? Если где-то пошла трещина, то рушится всё.
- Дай Бог тебе здоровья, - неожиданно произнесла бабушка. - Несчастная ты девушка. На всех сострадания не хватит. Сердцем жить тяжело, раньше времени выдохнешься.
Не зная, что сказать, я кивнула.
- А за кисок не переживай. Женщина с нашего дома, как положено, похоронила, кого сумела, в овраге. Им сейчас хорошо. Да и всем нам на том свете хорошо будет.
- Может быть, - прошептала я, чувствуя, что глаза мгновенно стали влажными.
- Ну, счастья тебе. А хочешь поплакать - поплачь, не стесняйся слёз. Всё легче.
- Спасибо. И вам счастья.
По дороге к дому я с трудом держалась. Оттёкшие веки болели. Выложив продукты, накормила Бусинку, включила компьютер - интернет был отключен за неуплату. Тоска разливалась по телу, не медля. Нутро ныло так, будто кровоточащие нарывы, расковыренные пустоты заполнились солью. До самого вечера просидела на кровати, не имея ни одной разумной мысли в голове. Всё путалось, закручивалось, завинчивалось. Куда вынесла меня жизнь? К какому берегу? Какое у него название? Или же это не конечная точка? Страшно было знать, что ждёт дальше.