Стефан, скажи, а ты веришь в существование родственных душ? Веришь, что где - то на планете непременно есть "тот самый" человек? Человек, который способен почувствовать всю твою боль, даже не находясь поблизости? Понять, когда тебе нужна помощь или просто хороший собеседник. Человек, к которому тянется душа и чье сердце подстраивается под ритм твоего.
А я верю.
Вот только сколько "не тех" людей мы должны повстречать, прежде чем найти друг друга? Как же все сложно, Стефан.
Еще никогда прежде мне не было так одиноко, как сейчас. Я могу быть сильной. Правда могу, но какой в этом толк? Я словно проживаю чужую пресную жизнь. Рядом не с теми людьми. А мне так хочется жить своей. Не блуждать по бесконечным темным коридорам в отчаянных попытках отыскать выход и не дышать урывками раз в неделю сидя в кофейне Будапешта. Мне хочется, чтобы меня нашли.
Стефан, прошу тебя, найди меня!
Даже, если ты не любишь сигаретный дым, шум двигателя самолета или кофейный ликер, просто найди меня.
Мне кажется, я без тебя не справлюсь.
Ты - мой свет в конце тоннеля, зажженный рукой судьбы.
Анисия.
***
Мне всегда хотелось совершить что - нибудь грандиозное. Что - нибудь такое, о чем непременно сообщат в экстренном выпуске новостей или напишут в воскресной газете. Сегодня идея забраться на крышу многоэтажки с бутылкой вина показалась мне чертовски грандиозной.
Несколько дней назад я вернулась из Будапешта, все еще ощущая на языке послевкусие оставленное "Токайским" вином. И я по-прежнему продолжала жить у Даны трусливо скрываясь от встречи с Яном, понимая, что, в конце концов, эта встреча все же должна будет состояться. Мне все еще было сложно смотреть ему в глаза не испытывая при этом ярости, бешенства и бесконечного чувства жалости к человеку, который рушил не только свою жизнь. И мою. Но нужно отдать парню должное, он был безумно настойчив. А Дана молниеносно превращалась в цербера, как только слышала упоминание о нем, в отличие от моей матери, которая без колебаний приняла сторону Яна. Что касается моего отца, он предпочел занять нейтральную позицию, называя произошедшее "конфликтом молодой крови". Что ни говори, а Хаим умеет давать определение любой ситуации, будь то самый большой рыбный улов в межсезонье или кремация его единственной дочери в жестяной коробке на колесах. И за, что мне блин такое везенье?
Как только моя нога преодолела последнюю ступень пожарной лестницы, передо мной открылся восхитительный вид. Здесь было даже лучше чем на моем пыльном чердаке. Меня даже не волновало, каким образом я спущусь вниз, особенно после того, как будет приговорена бутылка вина. Черт с ним. Мне просто хотелось побыть в таком необходимом одиночестве, остаться наедине с мыслями и нарисовать в голове подробный образ Стефана.
С момента получения седьмого письма, я не перестаю чувствовать незримую связь со Стефаном. Теперь некогда письма двух незнакомых друг другу людей превратились в послания пронизанные флиртом и негласным обещанием чего - то большего. Во мне продолжала крепнуть уверенность в том, что чтобы не происходило между нами это продлиться намного дольше, чем двадцать писем. Ели бы я писала для Стефана с помощью компьютера, я бы очень многое выделила курсивом или жирным шрифтом, но я решила сделать по - другому.
Я купила множество шариковых ручек с разноцветными чернилами.
Знаю, что не совсем нормально уделять столько внимания этим письмам, но иначе у меня уже не получается.
И уже не получится.
Мне хотелось, чтобы
Стефан
думал, что красной нити вокруг запястья будет вполне достаточно.
Стефан
Необъяснимое чувство тревоги разбудило меня сегодняшним утром. И хотя казалось, что повода для беспокойства не было, что - то определенно сжимало мое сердце изящными стальными пальцами. Ворочаясь с боку на бок, я не мог отделаться от щемящего волнующего ощущения. Справа от меня, под отдельным одеялом, мирно спала моя жена, а стрелки будильника, стоящего на прикроватной тумбе монотонно отсчитывали секунды до наступления рассвета. Кровать противно скрипнула, когда я поднялся и, шаркая ногами по прохладному полу, побрел в сторону своего кабинета. Последние несколько недель я находил свое утешение в письмах. В письмах к женщине, живущей...черт, ведь я даже не знал, откуда она! Мне просто нравилось знать, что где - то есть человек способный понять все мои страхи и сомнения. Я перечитывал ее письма тысячи раз и чувствовал, что каждое из них было необходимым. Каждое из этих писем, написанных кривоватым угловатым почерком, оказались для меня непозволительно важными. Кто она? Как выглядит? Что с ней происходит? Я знал о ней так мало, но этого было вполне достаточно, чтобы привязаться к ней: к ее почерку, манере виртуозно избегать ответов на волнующие меня вопросы о ее личной жизни и особенному запаху, которым было пропитано каждое письмо, ожидающее меня в сборнике стихов.
Отдушина. Вот кем была Анисия. Я нашел в этих крошечных еженедельных беседах с ней свое спасение. Меня тянуло туда, где была она, а ожидание писем не только сводило с ума, но и предавало сил.
Я вошел в свой кабинет и зажег настольную лампу. Комната озарилась тусклым светом. Из стоящего на столе графина, я плеснул в бокал воды и смочил пересохшую гортань. Тревожное чувство не отступало, а наоборот, лишь только усиливалось. Я сел за стол и включил ноутбук, чтобы просто скоротать время. Мне нужно было как можно скорее попасть в кофейню, ведь сегодня день наших писем.
Признаться честно поначалу я с большой иронией отнесся к затее с этими письмами. Я даже не могу сказать, что конкретно подтолкнуло меня написать то первое послание не предназначенное конкретному адресату. Наверное, мне просто не хватало возможности выговориться. Вся моя жизнь стала похожа на серую бетонную плоскость. Наши отношения с женой превратились в непроглядную пропасть, и никто из нас двоих даже не пытался построить мост, чтобы преодолеть ее. Мы просто смиренно ожидали неминуемого окончания нашего брака. Наша постель стала слишком тесной для нас двоих, а наши беседы сводились к чему - то вроде: "Ты будешь к ужину?" или "Не мог бы ты по дороге с работы захватить хлеба с отрубями?".
И этот противный запах масляных духов...
Я не планировал этого. Честное слово. Но теперь отступать было поздно.