— И что теперь делать? — Вера во всемогущество начальства не оставляла старшего лейтенанта.
— Снять штаны и бегать — можешь пока ещё парочке постовых морду набить… Не знаю, может, и обойдётся… А пока займись пополнением…
— Каким пополнением? — чтобы вернуться к мыслям о том, что в этой жизни есть что-то ещё, кроме драки с капитаном Потаповым, старшему лейтенанту понадобилось время.
— Я же говорил, — майор Зубов всегда подозревал, что чем ниже чин, тем хуже память. Смальков только что подтвердил эту теорию. — В округе часть расформировали, солдат девать куда-то надо? К тебе в роту четверо…
— Товарищ майор, а может, не ко мне? У нас в роте уже сложившийся коллектив…
— А в других ротах, по-твоему, разложившийся? Между прочим, я и так в пятую десять направил, в первую — восемь, а ты четверых испугался?
— Да не испугался я, — разве может человек, не испугавшийся гаишника, бояться новобранцев…
— Иди и докажи… Обеспечь, чтобы новые люди влились в коллектив, прониклись духом… Иди, воспитывай!
— Есть воспитывать!
Оценивая строевую подготовку старшего лейтенанта, лихо отдавшего честь и чётким строевым шагом удалившегося из кабинета, майор Зубов задумался, кого может воспитать Смальков. Если не образцовых водителей, то, может быть, образцовых бойцов?
Глава 5
Флагшток на крыше штаба осиротел. Государственный флаг подвернулся водным процедурам, после чего был вынесен Нестеровым и Лавровым на мороз. Процедура закаливания не желала доходить до сознания Нестерова:
— Ну, оттаяли мы его… И что? Он же сейчас опять задубеет…
— Не гунди, Нестеров… Я знаю, что делаю! — Лавров и правда что-то знал. Расстелив флаг на снегу, бойцы придали ему развевающуюся форму, в которой ему и предстояло застыть.
— Лавров, а ты в детстве не скульптурой случайно занимался?
— Соколов! — Эхо разнесло мощный рык Шматко по казарме.
— Я, товарищ лейтенант! — отозвался ефрейтор.
— Иди сюда… На, держи! — Шматко протянул Соколову пачку сигарет, аттракцион невиданной щедрости был ефрейтору внове.
— Спасибо, товарищ лейтенант… Но я же не курю…
— Поэтому я тебя и позвал! — Для Соколова неожиданно свихнувшийся Шматко был явным перебором.
— Держи, говорю! — не унимался лейтенант. — Я ж тебя не угощаю.
Я тебе на хранение выдаю. Вечером после ужина заберу.
Соколов всё же решил сделать попытку:
— Товарищ лейтенант, так у вас же есть сейф…
— Не, Соколов, сейф — место ненадёжное. У меня от него ключ есть, а значит, я могу залезть и взять, ясно?
Определённая логика в объяснении Шматко была, наверное…
— Тебе этого не понять, — вздохнул лейтенант, — ты ж не куришь.
Короче, после ужина подойдёшь в канцелярию и вернёшь. Сигареты никому не давать! Взял тринадцать — вернул тринадцать! Понял?
— Так точно! — Соколову полегчало: во-первых, чёткий приказ, он всегда облегчает жизнь, а во-вторых, всё же лучше, когда лейтенант бросает курить, а не сходит с ума.
— И запомни, Соколов… После ужина! Если буду подходить раньше — пачку мне не давать, понятно?
— А если вы будете приказывать? — не было ещё такого вопроса, на который лейтенант Шматко не смог бы ответить: «Ну… это…» Так он и сделал:
— Ну… Это… Значит, не исполняй! Я приказываю не исполнять мои приказы до ужина, ясно?!
Приказ не исполнять приказы — разве это не лучший приказ, о котором только может мечтать военный?
Сколько бы времени вы ни потратили на сборы, всё равно что-то непременно забудете. Ирина и Михаил об этом не знали, иначе бы не проверяли уже в который раз — всё ли упаковано.
— В расположении ничего не забыл?
— Вроде нет… А даже если что — мужики пришлют…
Майор Зубов, зашедший в лазарет, точно знал, что одна важная вещь ещё не нашла своё место в багаже.
— Привет молодым! Готовимся к последнему марш-броску?.
— Так точно, товарищ майор, а мы и сами хотели к вам заскочить… — Бутылка, которую майор поставил на стол, кажется, только что появилась из воздуха.
— Работаем на опережение! Вот! Вы на этикетку смотрите. Видите?
Все офицеры части расписались. Стрельнете на свадьбе… так сказать, от нашего имени. И ещё… Там возле штаба мой железный конь под парами стоит. Подбросить?
— Спасибо, товарищ майор. Через полчаса отец на КПП заедет. — Приезд отца явно вызывал у сержанта Медведева желание всплакнуть.
— Медведев, что-то у тебя глаза какие-то грустные. — Майор явно занервничал: грустный сержант, да ещё и дембель — явление неизвестное и наукой не изученное. — К утру же дома будешь, почему не замечаю радости на лице?