И вот обнаружилось, что наш юноша Б. Миша любил всякую чертовщину — спиритические сеансы, разные чудасии, страсти-мордасти. Отец его, Афанасий Иваныч, был магистром богословия и редким специалистом по…демонологии. Вот откуда у сынка появилась сначала тайная, а потом и явная страсть к мистике, всяческим уродствам типа отрубленных голов, дьяволов и дьяволиц, ведьм, чертей и, наконец, магистру чёрной магии Воланду (Сатане). Позднее Булгаков выпустил сборник «Дьяволиада», а «Мастера и Маргариту» первоначально он назовёт «Копыто инженера» (подзаголовок Роман о дьяволе).
Всю свою литературную жизнь наш герой страдал от того, что его якобы не печатают, не ставят, не любят, запрещают и критикуют. Поначалу он работал врачом и однажды заразился дизентерией от ребёнка-пациента. Было ему 26 лет, и страдания от болей Б. решил заглушить… морфием. Через несколько дней наступило привыкание — Михаил стал наркоманом и уже не мог справиться с собой, пребывая в глубокой депрессии. Морфий так скрутил лекаря, что он постоянно гонял жену (первую) в аптеку за новой порцией. «Приехал в Киев в очень тяжёлом состоянии — после неудачных попыток излечиться. Боялся психбольницы, стал пить опий прямо из пузырька, валерьянку пил. Боялся огласки. Однажды бросил в жену Татьяну Николаевну горящий примус, в другой раз целился из браунинга. Однако постепенно произошло полное отвыкание, что было почти чудом». Вот в это, господа присяжные, лично мне верится с трудом…
Леонид Карум, из немцев, некоторое время жил в доме с Булгаковым. Во всём любил порядок, его шокировал приём Булгаковым морфия. Не укладывалось в прусской голове, что работали сёстры и жена булгакыча, а сам он жил за их счёт. Куковал в прострации, короче. Процесс страданий описан Булгаковым в рассказе «Морфий». Удивительно только, почему основная масса может терпеть боль, а наш герой решил избавиться от неё радиально. Но у них, тайных магистров рогов и копыт, всё так загогулено.
В это же время Б. воспылал страстной любовью к Западу. Родилась статья «Грядущие перспективы» (1919). «И вот пока там, на Западе, будут стучать машины созидания, у нас от края и до края страны будут стучать пулемёты… Там, на Западе будут сверкать бесчисленные электрические огни… там будут строить, исследовать, печатать, учиться… А мы… Мы будем драться… И только тогда, когда уже будет очень поздно, мы вновь начнём кой-что созидать, чтобы стать полноправными, чтобы нас впустили опять в версальские залы».
«Вообще тех, кто побывал за границей, он готов был слушать, раскрыв рот», — говорила первая жена (из трёх), Татьяна Николаевна. Позднее он напишет: «Я прошу правительство СССР приказать мне в срочном порядке покинуть пределы СССР», — и отправит просьбу в ЦК. Вскоре писание писем в Кремль станет хобби нашего парнокопытного автора, настоящей паранойей, смыслом жизни.
Позднее, переехав в Москву, Булгаков заполнит анкету, где всё, что связано с семьёй отца, любителя дьяволов и козлиц, дипломом лекаря с отличием и участием в качестве военврача в обеих войнах, — скрыл. Думал, видимо, что не понравится сие Советской власти, к которой вскоре обращался за помощью постоянно — как зубы чистил.
МУХА С ВАРЕНЬЕМОднако вернёмся к его великой и неистребимой любви к Западу (вместе с женой Еленой Сергеевной, третьей по счёту). Здесь, как говорится, — «села муха на варенье — вот и всё стихотворенье». Супруга пишет в Дневнике: (1934): «Вечером американский журналист Лайонс, хочет, чтобы Б. передал права на «Турбиных» ему. Ужин у Лайонса — почти роскошный. Жена его играла на гитаре и пела, между прочим, песенки из «Турбиных» — по-английски». «Вельс, американский режиссёр, ставит «Дни Турбиных» в Йельском университете. Молод, мил, жизнерадостен, одет очень скромно». «Станиславский говорит, что за границей всё плохо, а у нас хорошо. Что там все мертвы и угнетены, а у нас чувствуется живая жизнь».
«Были у Вельса. Волхонка,8. Старинные свечи. Почти никакой обстановки. На столе — закуска, водка, шампанское. Американцы пили очень много, но не пьянели. Актёры пели по-английски песенки из «Турбиных». «Ужин. Американские Турбины (трое) и мы. Круглый стол, свечи, плохой салат, рыба, водка. Предлагали М.А. делать для кино «Обломова», М.А. разговаривал вяло. Ужин. Московские и американские Турбины, ужин при свечах у нас, пироги, икра, севрюга, телятина, сласти, вино, водка, цветы. Сидели до 4-х». «Вельс с художницей Милли — пришли прощаться. Очень милы. Угощала их налимьей печёнкой, икрой, яичницей и чудесным рижским шоколадом».