По контрасту надо отметить, что после войны Запад подчеркнуто уважителен и тактичен с евреями. Но никаких периодов моды на еврейское, хоть приблизительно напоминающих вспышки увлечения Россией, или, скажем, Индией, Запад не знал. Пожалуй, с I века н. э.
А еще августовская война на десятилетия избавила грузин от стыда за обращение с осетинами и абхазами. И наоборот. И вот за эту нравственную порчу народов тоже отвечает Саакашвили.
Российское же государство сделало еще один шаг по пути фашизации. В своих предыдущих публикациях, я неоднократно отмечал непрерывную эволюцию российского идеологического мейнстрима с левого на крайне правый фланг спектра: лево-социал-демократический характер перестройки; право-социал-демократический популизм времен «ДемРоссии», «молибденовый либерализм» гайдаровской эпохи; консервативный либерализм Чубайса и «раннего» Путина; правый консерватизм времен «чекистской олигархии»… Данный тренд имеет своим логическим завершением фашизм. Но перед тем, что политологи и историки обычно относят к фашизму (иначе — праворадикальному экстремизму), есть еще одна стадия, именуемая «консервативная революция» (или «национал-романтизм»). В нее мы перешли после конфликта с Грузией.
Явным признаком этого стал и отказ руководства России от принципа признания за каждой личностью ее индивидуальных прав и достоинства (эти «иллюзии» были оставлены левым и либералам), и вместо этого принятие на вооружение тезиса о том, что этносы (в данном случае — грузины) обладают — все в совокупности — набором неизменных нравственных свойств, причем эти свойства не зависят от социально-политического контекста. С грузинским населением «нельзя мирно существовать»… «Запад веками страдает русофобией»…
Необходимо коснуться еще двух тем, связанных с правами народов.
Во-первых, часто высказываются идеи о том, что предотвратить национальные конфликты может создание нового союзного государства на месте СНГ. Часто добавляют, социалистического, подразумевая под этим гуманный и справедливый общественный строй. Приводится и аргумент о том, что вот раньше люди разных народов жили дружно и что им мешает. Полагаю, что даже в случае чудесной реализации этого плана, он лишь заставит еще раз пройти цикл распада. Все нынешние межнациональные распри выросли из долго копившихся обид советских времен. Была выстроена иерархия этнических квазигосударств. В каждом правила своя титульная этнократия. «Бархатный» этнонационализм и был основной идеологией. Когда за идею «национального возрождения» КГБ перестал сажать, то бесцензурная пресса тут же напомнила, какой народ древней и культурней, кто на чьих землях поселился и кто такие «манкурты» (имелись в виду люди, сменившие этническую идентичность на общесоветскую). В Югославии, где было куда больше идеологической терпимости, открытости, рынка, — полыхнуло еще сильней. Патриархальные крестьяне, которые действительно десятилетиями мирно жили друг с другом, самоотверженно резали и жгли соседей. Так начинаются все гражданские, национальные и религиозные войны.
Китайский опыт — политический зажим при экономической свободе — тоже не избавил от возмущений в Тибете. Собственно, Грузия и была союзом народов, и этот союз стал распадаться в огне и крови.
Во-вторых, сложнейший вопрос о праве народов на самоопределение. Если не путаться в юридической казуистике договоров, пактов и конвенций, необходимо сказать, что принцип права наций куда старше принципа территориальной целостности. 60 лет назад в мире государств было в три раза меньше, причем земной шар за это время не расширялся. Право наций — один из постулатов либерализма. Проблема только в том, как избежать кровавого хаоса при его реализации. Право народов на самоопределение (т. е. на собственное государство) молчаливо исходит из того, что каждому народу полагается его страна, т. е. обширный кусок ландшафта, где этот народ сложился. Подразумевается и совсем не либеральная, но в духе романтизма некая «мистическая» связь народа с землей. Право нации выглядит очень демократично, но одновременно исходит из того, что этнокультурная идентичность является безусловно определяющей стороной личности, которая выступает лишь как часть этнонации. Иное воспринимается либо как чудачество, либо как измена общему делу.
С другой стороны, принцип территориальной целостности формально ставит интересы государственной пользы выше демократии, но одновременно он исходит из того, что человек — это, прежде всего, гражданин и личность, а уж затем — часть своего этноса, как водится, гордого и свободолюбивого.