Олег АРТЮШИН
От редакции.Удивительно: сказать о том, что немцев погибло меньше, в Германии можно. А сказать там же, что евреев погибло меньше, – значит подписать себе приговор!
ЧЕРНАЯ НОЧЬ НАД ИСПАНИЕЙ
Вечером 31 марта 1939 года адъютант сообщил простуженному Франсиско Франко, что националисты заняли последние населенные пункты. «Очень хорошо, - ответил тот. - Большое спасибо». С тех пор прошло 70 лет, но интерес к событиям в этой стране, обернувшимся трагедией для испанцев, независимо от того, на чьей стороне они выступали, не ослабевал не только в самой Испании, но и за ее пределами. И это вполне закономерно. Ведь в войне, бушевавшей более 32 месяцев, самым причудливым образом переплелись высочайший героизм, революционный порыв народа и трусливое капитулянтство тех, кто в разгар ожесточенных сражений, потеряв веру в победу, занимался интригами, обрекавшими испанцев на поражение; чудовищный цинизм фашистских держав, на глазах всего мира безнаказанно действовавших в Испании, и не менее чудовищное предательство реакционными испанскими кастами национальных интересов страны ради сохранения своих привилегий и богатств; преступное попустительство агрессорам со стороны правящих кругов западных государств, проводивших так называемую политику невмешательства в испанские дела, и невиданное по своему размаху движение солидарности с испанским народом со стороны тех, кому были дороги идеалы демократии. В Испании и вокруг нее сплелись в тугой узел противоречия второй половины 30-х годов прошлого века, когда человечество оказалось на перепутье и перед ним во весь рост встала проблема борьбы с наступающим фашизмом и угрозой новой мировой войны. Надо ли говорить, что Гражданская война в первую очередь и самым непосредственным образом коснулась простых испанцев. Причем отзвуки ее еще долгие годы сказывались на их судьбах. Как известно, франкисты, пришедшие к власти 1 апреля 1939 года, не отличались снисходительностью к побежденным. В этой связи представляет интерес недавно переизданная книга «Кроты». Ее авторы - испанские журналисты Хесус Торбадо и Мануэль Легинече - рассказывают о той политике массовых репрессий, которую проводил Франко в отношении едва ли не всей страны, за исключением, разумеется, своих сторонников. «Кроты» - это исследование об ужасе и страхе, в атмосферу которых погрузилась Испания, говорилось в рецензии, опубликованной влиятельной столичной газетой «Паис». Одним из проявлений этого страха и явилось то, что многие испанцы несколько десятилетий не выходили из различного рода убежищ, едва ли не заживо замуровав себя в специально вырытых подвалах, в заброшенных домах или охотничьих лачугах, затерявшихся в горах. Некоторые находились в них до 1969 года, когда франкистский режим издал декрет, объявивший амнистию всем участникам гражданской войны, выступавшим на стороне республики. Но «кроты» это не только конкретные испанцы, скрывавшиеся в конкретном убежище. Как отмечала та же «Паис», это и метафора, обозначившая едва ли не весь испанский народ, пытавшийся спрятаться от франкистской диктатуры.
Анатолий МЕДВЕДЕНКО
ДОЛОЙ УНЫЛЫЕ РОЖИ!
СВОБОДЕН, ИЛИ КАК ИНЖЕНЕР ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ ТОЖЕ МЕНЯЛ ПРОФЕССИИ
При Советской власти жизнь Василия Ивановича складывалась вполне благополучно. Правда, после окончания политехнического института три долгих года ему пришлось инженерить на периферии (о чём впоследствии не любил вспоминать), но потом всё нормализовалось, молодой специалист оказался востребован в столице, где и осел сотрудником отдела кадров в каком-то секретном почтовом ящике. После производственных треволнений и бытовой неустроенности новое место показалось Василию Ивановичу настоящим раем. Спустя уже самое короткое время он не просто сроднился с мягким креслом за фикусом у окошка, но и ясно осознавал, что готов занимать его долго-долго, возможно, до выхода на пенсию. К тому же маячила перспектива рано или поздно вырасти до должности начальника отдела. «Заманчиво, чёрт побери», - делился иногда Василий Иванович потаёнными мыслями с супругой.
Но этого нужно было терпеливо ждать и ждать, так как Пётр Семёнович, несмотря на свои семьдесят семь лет, несмотря на радикулит, плеврит, гипертонию и склероз, уходить не собирался. «Ничего, перетерпим как-нибудь, пересидим», - не без юмора отвечал Василий Иванович жене, донимавшей порой его вопросами о здоровье «старого хрыча Петра Семёновича».
Внешне в то время Василий Иванович выглядел человеком, хорошо знающим себе цену, ничего предосудительного в жизни не совершившим. Отличительными чертами его характера были педантичность, размеренность и умение заранее просчитать всё до мелочей. В одно и то же время просыпался он по утрам, в одно и то же время выходил из дома на службу с неизменным коричневым портфелем в руках, сдержанно здоровался со знакомыми. Вечером в пятницу с семьёй в полном составе обязательно отправлялся на дачу на своих новеньких «жигулях» четвёртой модели. При случае мог беззлобно пошутить, дать дельный совет или разъяснить собеседнику запутанный вопрос. Даже его поджарая, с небольшим брюшком фигура, даже походка, неторопливая, но чёткая, без заносов в стороны, как бы подчёркивали устойчивость его общественного положения, принципиальность и дальновидность.
Увы, всё переменилось с началом перестройки, особенно с её углублением, расширением и постепенным переводом экономики на рыночные отношения. В новых условиях хозрасчёта почтовый ящик Василия Ивановича вместо выпуска сложных приборов для космических аппаратов перепрофилировали на выпуск кастрюль и помазков для бритья. Походка Василия Ивановича в тот период сделалась несколько менее твёрдой и более торопливой, но он всё ещё придерживался заведённого распорядка. Потом пришёл циркуляр, в котором указывалось, что вместо кастрюль и помазков предприятию нужно срочно осваивать выпуск ломов и кувалд. Новый демократически назначенный из райкома партии директор собрал тогда совещание партхозактива, на котором после бурных трёхчасовых споров и препирательств было решено пустить под эти цели в переплавку миллион хранящихся на складе кастрюль и два миллиона помазков. Рассудили, что раз стране нужны кувалды, так тому и быть. Так сказать: «Кувалдой, да по цепям, по цепям!».
Увы, но и кувалды с ломами не понадобились стране, и они остались лежать на складе мёртвым грузом. Директор, правда, быстро сориентировался - публично на митинге сжёг партийный билет, рабочих, инженеров и конструкторов поувольнял, производственные помещения сдал в аренду под склады китайцам и азербайджанцам с соседнего вещевого рыка, ездил теперь на бронированном шестисотом «Мерседесе» в сопровождении трёх машин охраны и заседал в Государственной Думе. Пётр Семёнович пошёл в непримиримые, не поступившись принципами, обличал и перевёртыша-директора, и всю Думу, и президента, и Америку. Даже в девяносто лет отважно схватывался с ОМОНом. А вот Василий Иванович как-то заколебался, не сориентировался вовремя. И перестроиться быстро, вслед за директором, не сумел, так что пролетел мимо приватизации, и недовольство высказывал разве что дома на кухне. Так и пошло… Потеряв работу, в одночасье утратил он уверенность в себе и солидность, не говоря уж про твёрдость походки. Со знакомыми теперь старался особо не пересекаться, а при случае, опустив вниз глаза, быстро проскальзывал мимо.
Вообще-то, вначале он ещё надеялся на лучшее, даже устроился на какую-то фабрику, но через пару месяцев там всё повторилось: производство встало, а директор пересел на «Мерседес». После этого Василий Иванович около года сидел вообще без работы и очень обрадовался, когда один знакомый предложил ему наняться сторожем – охранять загородный дом некоего, так сказать, бизнесмена.