Выбрать главу

      Посмотрел наш воспитатель на пиджак: ну, говорит, Феня, – талант. Давай подрастай скорей, пойдешь учиться на портниху.

      А меня и заставлять не надо. Я сама с того дня мечтала пойти учиться, только не на портниху, а на портного. Ненавижу шить женские вещи, даже в руках не люблю держать все эти шелковые материалы. Каждому свое. Я сукно люблю.

      Стала я ходить по городу, в окна заглядывать. Если где увижу пошивочный цех или ателье какое, старалась зайти посмотреть. Иногда пускали, не гнали. Вообще нас, детдомовских, не слишком жаловали. Все боялись, что мы какой-нибудь кусок спионерим.

      Познакомилась я однажды со старым закройщиком. Он в ателье работал, его дядей Яшей звали. Один раз он говорит:

      – Ну что ты сидишь без дела, глаза пялишь? Возьми обметай шов.

      Ну я стежок за стежком, аккуратно так стараюсь. Он глянул:

      – Тебя кто учил?

      Я говорю:

       – Никто еще не учил. Я вот собираюсь только идти учиться.

      Ну, он говорит: «У каждого закройщика свои секреты», – и стал меня учить.

      Я потом училище закончила, но дядияшина наука – на всю жизнь. Ко мне из других городов приезжали, если у кого дефект фигуры, под моим кроем не разглядеть – все красавцы.

      Вот один такой ездил-ездил и доездился. Он глаза на меня положил, а у меня уже комната своя, я на фабрике работала, две-три нормы в день делала, неплохие деньги получала. И вбила я себе в свою дурную голову, что он, красавец эдакий, похож на моего отца. Откуда знала, с чего взяла, я ж никогда отца не видела. Человек сам на себя бандит.

      Уговорил он меня ехать в какой-то городишко, он там на стройке прорабом. Ну, все бросила, поехала, каким местом думала, не знаю. Вот я ругать ругаю, но я себя понимаю: баба. Хоть и звали меня «баба с пропеллером», но все равно – баба. Хотела, чтоб как у всех: муж, семья, ребенок. Так и получилось. Если кого не хватало, так это Красной Шапки и Серого Волка. Не сомневайтесь, привел.

Я из роддома пришла, смотрю – по квартире какая-то...эта... А в воздухе –

перегаром разит. Здрасьте. Приехали. Я, как в чаду, схватила ребенка, а ему от роду десять дней. И скорей назад. А мне на фабрике говорят: «Где ты видела, чтобы комната год ждала тебя, явилась – не запылилась, а в комнате твоей давно другие живут». Ну и пошла я снова мыкаться. Только уже не одна, а с сыном вдвоем.

      А через пару лет тот красавец появился. Давай, говорит, сначала начнем. А я уже на другой фабрике работала, а сын в круглосуточных яслях. Сейчас, говорю, я на первую смену иду, в три часа вернусь и начнем сначала. Если застану – кипятком ошпарю. Будет тебе начало и тут же конец.

      А когда мы с сыном собрались уезжать, у нас потребовали разрешение от отца. Я же вписала сыну фамилию отца в метрику, чтобы не было безотцовщины.

      Разыскивали его, наверное, год. Он давно уже жил в другом городе, пил по-черному. А рядом с ним хорошая такая тетка, добрая. Мы как вошли с сыном, она миску с картошкой на стол: подкрепитесь, говорит, с дороги.

      А я перед ним документы, подписывай, говорю, разрешение на отъезд. А он давай кочевряжиться: «А кто меня корми-и-ть на старости будет?» Ну, так, думаю, сейчас объясню. Еще одно слово, говорю, и кормить тебя будет до конца твоих дней дом инвалидов. А тетка перепугалась: наверное, у меня был вид страшный. Простите, говорит, вы его, он убогий.

Но знаете, скажу вам откровенно: как глаза закрою, так вижу космос и корабль. И мы трое в нем. Тогда же много про корабли да спутники передавали. А он порушил этот корабль, и нас всех в космос вытянуло. Вот такая картина меня много лет мучила.

      А что, это правда, порушил. И носимся мы... И ему несладко. Не он первый, не он последний, знакомое дело. Но уж очень я надеялась на него. Подвел. После детского дома и сиротства.

      Нет, думаю, все. Я сама себе защита. Вот эти две руки, – и она подняла обе кисти, крепкие, как два молота, – и хлеб мой, и защита моя.

      Может, вам интересно будет узнать... Было и такое... Театр. Я и театр. Только не смейтесь. То был не совсем театр, а бригада бывшая, что по фронтам ездила. Но они так и остались бригадой передвижного театра. Нищие, как крысы. Ничего нет, платить нечем. Брали списанное от других театров, но надо было это подгонять на артистах.