В шесть лет я впервые увидела ту фотографию. Это была обложка журнала «Тайм» — теперь это знаменитая обложка. Я слышала про тех детей, но никогда их не видела — этих ребят, почти моих ровесников, из страны, которая называется Корея. Детишек, которых иногда называли призраками.
На той обложке бледнокожий и рыжий мальчик-неандерталец стоял вместе с приемными родителями, задумчиво рассматривая устаревшую витрину в антропологическом музее. Восковый неандерталец из музея держал дубину. У него был нос, как у обитателя тропиков, темные волосы, оливковая кожа и темно-карие глаза. До появления «детей Хардинга» специалисты музея полагали, что знают, как выглядели наши первобытные предки. И решили, что они наверняка смуглые.
И неважно, что неандертальцы в десять раз дольше находились в бедной светом Европе, чем типичные предки шведов.
Рыжий мальчик на обложке был явно смущен.
Когда мой отец вошел на кухню и увидел эту обложку, он с отвращением покачал головой.
— Мерзость какая, — процедил он.
Я всмотрелась в выпуклое лицо мальчика. Я никогда еще не видела таких лиц.
— Кто он?
— Тупиковая ветвь. Дети будут сплошным убытком до конца своей жизни. Если честно, то это несправедливо по отношению к ним.
Первое из многих предсказаний насчет этих детей, которое мне довелось услышать…
Шли годы, дети росли, словно сорняки — и, как это было во всех популяциях, первое поколение, начавшее употреблять западную пищу, выросло на несколько дюймов выше своих предков. Хотя они и блистали в спорте, приемным родителям сообщили, что дети, скорее всего, будут отставать в школе. Они ведь первобытные, в конце концов.
Предсказание оказалось таким же точным, как и музейные витрины.
* * *Когда я поднимаю глаза, руки священника уже воздеты к холодному белому небу.
— Благословен будь, Отец наш Небесный, да восславится имя твое во веки веков.
Изо рта священника при чтении вырывается пар. Этот отрывок я слышала и на похоронах, и на свадебных церемониях, он, как и сегодняшний мороз, подходит к ситуации.
— Да восславят Тебя небеса и творения Твои во веки веков.
Провожающие покачиваются от великанского дыхания палатки.
Я родилась в семье католиков, но все взрослые годы не видела пользы от публичной религии. До сегодняшнего дня, когда эта польза открылась столь ясно: неожиданное утешение — стать частью чего-то большего, чем ты сам. Утешение, что ты хоронишь своих мертвых не один.
Религия предоставляет тебе человека в черном, который что-то говорит над могилой любимого. Это ее первая обязанность. Если она этого не делает, это не религия.
— Ты сотворил Адама и дал ему в жены Еву, дабы она любила его и была опорой ему, и от этих двоих произошли все люди.
И все произнесли:
— Аминь, аминь.
* * *В день, когда я узнала, что беременна, Дэвид стоял у окна, обхватив мои плечи огромными бледными руками. Он коснулся моего живота. За окном над озером к нам приближалась гроза.
— Я надеюсь, ребенок будет похож на тебя, — проговорил он своим странным глуховатым голосом.
— А я — нет.
— Лучше, если ребенок будет похож на тебя. Это облегчит ему жизнь.
— Ему?
— Я думаю, будет мальчик.
— И это все, чего ты ему желаешь? Легкой жизни?
— Разве не об этом мечтают все родители?
— Нет, — ответила я и коснулась живота. Положила свою ладонь поверх его огромной кисти. — Я надеюсь, наш сын вырастет хорошим человеком.
* * *Я познакомилась с Дэвидом в Стэнфорде, когда он вошел в аудиторию, опоздав на пять минут.
Руки у него были толщиной с ногу обычного человека. А ноги — туловище. Его тело напоминало ствол дуба, выросшего на солнце. Одну из мощных призрачно-бледных рук покрывала рукавом татуировка, исчезающая под рубашкой. В ухе висела серьга, голова бритая. Густая рыжая козлиная бородка уравновешивала огромную шишку крючковатого носа и придавала объем маленькому подбородку. Из-под густых бровей смотрели большие и внимательные голубые глаза.
Вряд ли его можно было назвать красивым, потому что я не могла решить, так ли это. Но я не могла отвести от него глаз. Просто сидела и пялилась. На него все девушки пялились.
В те годы им было труднее попасть в программу высшего образования. Существовали квоты, и им, подобно азиатам, для зачисления требовалось набрать большой проходной балл.
В свое время немало спорили о том, что написать рядом с квадратиком для указания расы на их анкетах. За предыдущее десятилетие слово «неандерталец» превратилось в эпитет. И стало еще одним словом на букву «н», которое в приличном обществе не употребляется.