На следующий день Евгений пришел к нам и сразу же начал наклеивать обои.
Я сидела за компьютером и старалась не обращать на него внимание. Просидела все это время в Одноклассниках, наблюдая, как наши выставляют новые фотографии. С Соней, без Сони… Уведомления так и сыпались на мою голову.
— Где можно помыть руки? — закончив свою работу, обратился Евгений к моей маме.
— В ванной. Только погодите немного… Я сейчас собаку уберу. Она у нас не любит чужих.
Это точно. Ника, сидя закрытая в ванной, громко гавкала, стоило мужчине пройти мимо.
Собака любила только своих, а на чужих вечно кидалась с громким лаем, пытаясь укусить.
В этот момент ее сложно поймать и удержать. Еще и хозяев кусала.
Женя прошел в ванну и помыл под небольшой струей свои испачканные клеем руки.
Я до сих пор удивляюсь, как человек в то время не заметил срача в ванной, да и по всей квартире тоже? Как и его напарник. между прочим. Или они оба посчитали, что это просто сложенные на момент ремонта вещи. Что потом все уберется.
Ремонт продолжался в течение пару дней.
Постелили новый пол. Натянули потолок.
С потолком вообще беда получилась.
В прошлом году наш управдом решила сделать крышу своими усилиями. Так сказать, в обход ЖКО. Может, чтобы денег не платить. Или перед своими не отчитываться.
Наняла чурок (грубовато звучит, но оно так) и, соответственно, крыша получилась так себе. Кривая, с дырами и с вытекающими из этого последствиями.
У меня в спальне поплыл потолок. В прямом смысле слова.
Вода текла отовсюду. А потом огромное черное пятно. Штукатурка буквально сыпалась мне на лицо.
Мама незамедлительно обратилась к тете Лене.
— Вам надо, вы и исправляйте! Заняться мне, что ли, больше нечем… — был ответ.
Окей. Мать пошла в ЖКО.
То же самое.
Но по итогу все же им пришлось исправить казусы своего работника. Или кем она там является…
— Вот, бл…ть, этой Мельниковой делать больше нечего! Все нервы истрепала! — позже возмущалась тетя Лена.
— У этих Мельниковых все плохо, — поддержала ее баба Люда.
Я просто в это время на качеле сидела. Меня они никогда не стеснялись.
А чо? Я же со справкой.
— Вы линолиум будете стелить или просто пол покрасите? — поинтересовался напарник Евгения у моей мамы.
— Да просто пол покрасим, да и все.
— Ну смотрите. Просто пол этот красить… не очень — то удобно.
— Ничего! Мы справимся.
И буквально на следующий день мама приобрела несколько банок коричневой краски. И олифы. Вместе с кисточками.
— Так, я начну красить пол. А ты, если что, переночуешь у Ани. Либо у бабули. Покраска надолго затянется, так что…
— Все, все, понял.
— Ань, ты сегодня до скольки работаешь? — позвонила мама моей сестре спустя час.
— До девяти.
— Тогда в девять забери Настьку. Она у тебя сегодня переночует.
— Ладно. Как освобожусь — позвоню.
— Договорились.
Она, положив трубку, снова ушла в мою спальню, оставив меня наедине со своими мыслями.
Целый день я провела дома, не желая выходить во двор.
Я слышала, как орут наши, бегая друг за другом, как угорелые, но решила лишний раз не сыпать соль на рану. Тем более что с ними была Соня. Этот товарищ галдел больше всего.
Когда солнце начало медленно заходить за горизонт, на мобильный матери позвонила Аня.
— Пусть Настя спускается. Мы с Карлсоном подъезжаем.
— Ты таблетки свои взяла? — спросила мама, когда я перекинула через плечо свою дамскую сумочку в виде цветочка.
— Да. Все, я пошла.
Она прикрыла за мной дверь, больше ничего не спрашивая.
Я по — прежнему держала оборону после недавнего случившегося. Пусть Сергей больше и не звонил, с матерью у меня были свои разборки.
— Это ты! Ты! Ты виновата! — накинулась я на нее накануне. — И в том, что я болею, и что жизни у меня никакой нет и не будет никогда! — кричала я от отчаяния и обиды. — И то, что я оказалась на этом пресловутом кладбище, тоже! Это ты мне сказала, что я для тебя чужая! Зачем тогда рожала? Зачем?! “Аборт — грех”? Стакан воды? Боялась одиночества?! А обо мне ты подумала?! Ты подумала, что будет со мной? Ты все знала! Знала, что рожусь больной! И все равно родила! Проклятая эгоистка!
— Меня еще никто так не унижал… — плакала мама, глотая слезы.
— Ты сама себя унизила, — хладнокровно ответила я. — Ты мне много раз твердила, что лучше бы подкинула бы в детдом. И все это время ждала, пока меня кто — нибудь прибьет… Я ведь доставляла тебе проблемы, верно? Ты своим глупым поступком разрушила мою жизнь на корню. Я не просила меня рожать. Это было твое решение. Теперь ты расплачиваешься за него… по — полной!
— Надо было действительно отдать тебя в детдом, — произнесла мать. — Может тогда бы мне не пришлось выслушивать столько гадостей в свой адрес…
Во двор заехала знакомая машина. Резко притормозила у подъезда.
Бабушки, несмотря на поздний час, все еще продолжали сидеть на лавочке.
Они резко замолчали, увидев очередной подъезжающий автомобиль.
Соседки же считали нас с мамой бедными несчастными женщинами. И тут одна машина за другой! То забирает, то привозит…
Не такие уж мы и несчастные, выходит.
Я села в машину и заметила завистливый взгляд (как мне тогда показалось) своих соседок.
— Сейчас заедем в Машку, а потом домой. Ты с нами пойдешь или в машине останешься? — поинтересовалась Аня, когда Карлсон сдвинулся с места.
— Останусь в машине.
Мы остановились напротив гипермаркета “Мария — Ра”, и Аня, оставив меня наедине со своим ухажером, зашла внутрь.
Карлсон закурил и, затянувшись, уставился в лобовое стекло.
Мимо проходили люди. Даже наши промелькнули. Я им рукой махнула.
У меня зазвонил телефон.
— Алло, — на экране высветился незнакомый номер, и мне в голову пришла мысль, что это опять Сергей названивает.
— Здравствуй, Настя, — голос Галины Сергеевны я узнала не сразу.
— Здрасти.
— Я бы хотела поговорить насчет Сергея…
— Что, уже доложил? — усмехнулась я.
Карлсон внимательно на меня взглянул.
Видимо, не понял, с кем я так разговариваю.
— Ну да. Скрывать не стану. Он по — прежнему в вашем городе живет, и я бы хотела обсудить ваши с ним отношения.
— Напомните, сколько ему лет?
— Тридцать девять…
— Тридцать девять! Уже взрослый мальчик! Пусть сам мне позвонит и скажет все, что ему нужно. Прекратите уже все за него решать!
— Я ничего и не решаю! Он сказал, что ты не хочешь переезжать к нему. И я хотела узнать почему.
— Есть на то причины. Извините, я сейчас очень занята. Надо — я сама ему перезвоню. Всего хорошего.
— Это ты с кем так? — спросил Карлсон, когда я положила трубку.
— Да так… С одним нехорошим человеком.
Аня вернулась, таща арбуз и пару пакетов с продуктами.
— Могла бы и меня позвать, — укорил ее ухажер.
— Ага. Потом бы расплачиваться замучилась… — она положила сумки рядом со мной и села в автомобиль. — Давай по газам, до дома.
— Твой, наверное, уже соскучился…
Сестра фыркнула.
— Не помрет. А помрет, похороню и уже со спокойной душой буду жить. Все нервы сделал, придурок чертинский! — недовольно произнесла Аня.
— Что, совсем достал?
— Дык представляешь, вчера прихожу домой, вся мойка заставлена посудой! Я и так об него все черпаки переломала, утырок. Нервов никаких уже нет…
— Так разводись!
— Никитка маленький… Ему отец нужен. Как исполнится Никите десять, пошлю Айкина в пешее эротическое. Сколько можно терпеть…?
Я прислушивалась к их милой беседе и продолжала думать о своем.
Меня немного смущала гиперопека со стороны мамы Сергея. Она уж больно чересчур заботиться о семейном будущем своего сына. И это, если уж совсем честно, очень сильно напрягало.
Даже если мы с ним сойдемся, то не перестанет вмешиваться в наши отношения.
Тогда вопрос: а нужны ли мне подобные проблемы? Может, моя мама все — таки права, говоря, что одному хорошо, и не нужно греть голову над какими — то заботами?