К жизни тела относятся: стирка, мытье посуды, приготовление завтрака, обеда, ужина. Здесь первенство принадлежит женщинам.
Духовная любовь по-другому называется платонической.
Есть еще идеальная любовь, в ней и духовная, и физическая связаны неразрывно. Скажем, если муж смотрит телевизор, а жена в это время моет пол, то это и будет идеальная любовь.
«Правда ли, что любовь слепа?»
Правда. Но сколько бы вы об этом ни говорили ей, она вас не услышит. Она еще и глуха.
И, наконец, главный вопрос. «Какое место по своему значению занимает любовь в жизни современного человека?»
Считаем. Сон в жизни человека занимает тридцать три процента времени, зарядка – один процент, работа – тридцать пять процентов, еда, дорога, отдых – по восемь процентов, то-се – четыре процента, остальное по праву принадлежит любви!
Это будет три процента.
Недаром, товарищи, говорят, что любовь в жизни современного человека занимает не последнее место. Последнее занимает зарядка, а любовь по своему значению стоит между зарядкой и то-се.
Я надеюсь, что теперь в вопросах любви вы подкованы хорошо.
Совесть
Под самое первое апреля всей семьей пошли в кино: теща, это жены мать, я сам, жена сама и наш с женой общий сын лет десяти.
Перед кино журнал пустили. В магазине кладут на пол сто рублей и снимают, кто поднимет и что будет делать. Все, конечно, сразу бегут к выходу. Там их останавливают, спрашивают: «Где же ваша совесть?» И отбирают сто рублей.
Вдруг смотрю – я в очереди. И теща на весь зал кричит:
– Витю показывают! Это – наш Витя.
И тут показывают, как я эти сто рублей с пола поднимаю, сую в карман и спокойно стою дальше.
В зале кто-то басом говорит:
– Ну и морда!
Теща тоже громко говорит:
– Нет, это не наш Витя.
Я спокойно стою в очереди, к выходу не спешу. Тогда режиссер засылает ко мне двух артистов. У нее – на руках ребенок, в драненьком весь, кукла оказалась, у него – ботинки на босу ногу. Оба аж посинели от холода. Спрашивают:
– Не видел кто наших последних ста рублей?
И опять крупно меня. Я смотрю на них, но видно, что не слышу, о чем речь. Наверное, о своем о чем-то задумался. Тогда артист разворачивается, ка-ак пхнет меня, я еле на ногах устоял. Спрашивает:
– Не на-хо-ди-ли вы ста рублей?
Я говорю:
– Время – без двадцати шесть.
И хотел отвернуться от них. Тут ложная мать кричит:
– Убейте меня, не знаю, на что завтра купить кусок мяса грудному ребенку!
Народ на их искусство реагирует вяло, больше озирается – куда это сто рублей пропали?
Тогда фальшивая мать кричит:
– Помочь нам некому, мы – неизвестные сироты из детского дома для глухонемых.
Тихо сразу стало и в зале, и в том магазине, всем стыдно сделалось, что совести у людей мало осталось.
И тут опять крупно меня. И что-то у меня в лице дрогнуло, я лезу в карман… Бас в зале говорит:
– Молодец, морда!
Теща плачет, кричит:
– Это наш Витя! Витечка наш!
Я лезу в карман, говорю:
– Учитывая, что вы сироты и что не в деньгах счастье, жертвую вам три рубля.
И тут все полезли по карманам, стали совать им кто рубль, кто пятерку. И все чуть не светятся. Сотни две те набрали. Но они не рассчитывали на такой оборот, и режиссер им ничего не говорил, стоят нерадостные. Отец совсем потерялся. Говорит мне:
– Что же вы, сукин сын, ничего больше не хотите нам отдать?
И мать ребенка опустила, одной рукой за голову держит.
Я им говорю:
– Я и так от семьи оторвал. У самого семеро глухонемых детей… потому что жена-алкоголичка все из дому тащит. Спасибо теще, хоть и спекулянтка, а выручала. Но вчера… царствие ей небесное, преставилась, а хоронить не на что.
Народ мне на гроб теще сбрасываться уже не стал, не до конца еще у людей совесть отогрелась.
А в зале ржут: на артистов, которые ребенка за голову держат, на меня, что убиваюсь их неблагодарностью, и на сто рублей, которые я выронил, когда за трешкой лазил.
Народу журнал понравился. Бас сказал:
– Умереть со смеху.
И все радовались, что еще у людей немного осталось совести. Только теща сказала:
– Ну и морда же наш Витечка!
Простые люди
Пиво с раками снится каждую ночь! А нам на хлеб не хватает. И тут как раз слух пополз, что со дня на день введут новые деньги, а какие – никто точно не знает.
Ну и не помню, как это получилось. Ночью, наверное, в полубреду нарисовал две бумажки. На одной написал «двести тысяч рублей», а на другой – «триста тысяч».
Где двести тысяч, там у меня вместо Ленина Черномырдин, пьет пиво с раками, а где триста тысяч, Ельцин, тоже с пивом и с раками. Только у него раки побольше.
На следующий день ближе к вечеру вышел на улицу… где потемнее. Вижу – стоит один попроще… в калошах на босу ногу. Подошел к нему, говорю:
– Двести тысяч не разменяешь?
Он не сразу… часа через два говорит:
– Тебе какими?
Я говорю:
– Да я не в претензии, какими дашь.
Он дал мне три купюры по двадцать пять тысяч, а остальные по семьсот рублей.
Двадцать пять тысяч синеватые такие. Там, где у меня пиво с раками, у них Иван Сусанин ведет в Москву гуманитарную помощь.
А семьсот рублей розоватые. Там Шахрай на коне… пронзает копьем Лигачева.
Ну, разошлись мы. Дай, думаю, семьсот-то хоть рублей проверю – настоящие, нет. Как раз вижу неподалеку парень стоит, на метро крестится. То ли совсем простой, то ли издалека очень.
– Парень, – говорю, – я тут помог старушке за семьсот рублей дорогу перейти. Не разменяешь?
– Как же, – он говорит, – я тебе не разменяю? Ведь мы все братья во Христе.
И разменял мне, дал двадцать штук по тридцать пять рублей. Новые тоже деньги, аж хрустят. Они мне больше всех понравились – стоят тридцать пять Чубайсов с ваучерами, а посередине Миклухо-Маклай. А одна купюра попалась на сорок пять рублей. Там Бурбулис вручает Веронике Кастро Золотую звезду Героя России.
Две бумажки по двадцать пять тысяч я отложил в загашник, а остальные понес скорее домой жене.
Она только что с барахолки, вещи кое-какие продала… со своей работы. И тоже ей надавали новыми. Но она совсем мелкие брала, ей удобней дочери давать в школу на завтраки.
Семнадцать рублей – там Майкл Джексон на мавзолее приветствует Ростроповича.
Четырнадцать рублей – крестьянка серпом бьет рабочего по молоту.
Два рубля запомнились – там Попов с Лужковым в проруби плавают.
Крупные деньги жена спрятала за батарею, дочери – она в третьем классе у нас – дала на завтрак четырнадцать рублей. А мне чего-то так жалко ее стало… дочь-то. Тайком дал ей еще бумажку на двадцать пять тысяч. Сказал:
– Это тебе до окончания школы.
Днем она приходит с учебы, говорит:
– Ну и простота вы! Хорошо, что я все ваши фальшивые деньги у гостиницы «Интурист» успела обменять у монгола на тысячу долларов.
Горько нам сделалось оттого, что жулье у нас на каждом шагу, оттого, что только среди монголов и остались простые люди.
А доллары, конечно, не по семнадцать, шестнадцать, четырнадцать, а как и положено – пятьдесят да сто. Все зеленые, с водяными знаками, на всех Вашингтон… пьет пиво с раками.
Поликлиника
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Доктор…
– Фамилия?
– Петров. Доктор, у меня это месяц назад началось…
– Талон.
– Пожалуйста, и понимаете, сперва ничего…
– Вашей карточки нету. Сходите в регистратуру.