Егор прошептал ей на ухо:
— Сейчас.
— Не здесь, — шепнула она в ответ. — Пойдем на прогалину. Там безопасней.
Похрустывая веточками, они живо пробрались на свою лужайку, под защиту молодых деревьев. Юлия повернулась к нему. Оба дышали часто, но у нее на губах снова появилась слабая улыбка. Она смотрела на него несколько мгновений, потом взялась за молнию. Да! Это было почти как во сне. Почти так же быстро, как там, она сорвала с себя одежду и отшвырнула великолепным жестом, будто зачеркнувшим целую цивилизацию. Ее белое тело сияло на солнце. Но он не смотрел на тело — он не мог оторвать глаз от веснушчатого лица, от легкой дерзкой улыбки. Он стал на колени и взял ее за руки.
— Ты любишь этим заниматься? Не со мной, а вообще?
— Обожаю.
Это он и хотел услышать больше всего. Не просто любовь к одному мужчине, но животный инстинкт, неразборчивое вожделение: вот сила, которая разорвет партию в клочья. Он повалил ее на траву, на рассыпанные колокольчики. На этот раз все получилось легко. Потом, отдышавшись, они в сладком бессилии отвалились друг от друга. Солнце как будто грело жарче. Обоим захотелось спать. Они почти сразу уснули и проспали с полчаса.
Егор проснулся первым. Он сел и посмотрел на веснушчатое лицо, спокойно лежавшее на ладони. Длинные темные волосы были необычайно густы и мягки. Он вспомнил, что до сих пор не знает, как ее фамилия и где она живет.
Глава 11.
— Некоторое время спустя мы можем прийти сюда еще раз, — сказала Юлия.
Проснулась она другой — собранной и деловитой. Сразу оделась, затянула на себе алый кушак и стала объяснять план возвращения. Естественно было предоставить руководство ей. Она обладала практической сметкой — не в пример Егору, — а, кроме того, в бесчисленных туристских походах досконально изучила окрестности Дайкина. Обратный маршрут она дала ему совсем другой, и заканчивался он на другом вокзале. «Никогда не возвращайся тем же путем, каким приехал», — сказала она, будто провозгласила некий общий принцип. Она уйдет первой, а Егор должен выждать полчаса.
Она назвала место, где они смогут встретиться через четыре вечера, после работы. Это была улица в бедном районе — там рынок, всегда шумно и людно. Она будет бродить возле ларьков якобы в поисках шнурков или ниток.
— А теперь мне пора, — сказала она, когда он усвоил предписания. — Я должна вернуться к девятнадцати тридцати. Надо отработать два часа в Союзе — раздавать листовки или что-то такое. Ну не гадость? Отряхни меня, пожалуйста. Травы в волосах нет? Ты уверен? Тогда до свидания, любимый, до свидания.
Она кинулась к нему в объятья, поцеловала его почти исступленно, а через мгновение уже протиснулась между молодых деревьев и бесшумно исчезла среди зарослей.
Однако вышло так, что на прогалину они больше не вернулись. За май им только раз удалось побыть вдвоем. Юлия выбрала другое место — развалины храма, закрытого во время Второй Культурной революции. Убежище было хорошее, но дорога туда опасна. В остальном они встречались только на улицах, каждый вечер в новом месте и чаще всего ненадолго – помимо опасностей, им было попросту трудно выкроить время для встреч. Егор работал шестьдесят часов в неделю, Юлия еще больше, выходные дни зависели от количества работы и совпадали не часто. Много времени ей приходилось тратить на посещение лекций и демонстраций, на раздачу литературы в Союзе, изготовление лозунгов к Неделе Единения, сбор всяческих добровольных взносов и тому подобные дела. Это окупается, сказала она, — маскировка. Если соблюдаешь мелкие правила, можно нарушать большие. Она и Егора уговорила пожертвовать еще одним вечером — записаться на работу по изготовлению боеприпасов, которую добровольно выполняли во внеслужебное время усердные партийцы. И теперь раз в неделю, изнемогая от скуки, в сумрачной мастерской, где гуляли сквозняки и унылый стук молотков мешался с бодрящей музыкой, Егор по четыре часа свинчивал какие-то железки — наверно, детали бомбовых взрывателей.
Поэтому когда они встретились на развалинах храма, им нашлось о чём поговорить. Они сидели на пыльном полу, замусоренном хворостинками, и разговаривали; иногда один из них вставал и подходил к окошкам — посмотреть, не приближается ли кто.