Тем голосом навеянные сны!
Последние недели весь Дайкин был помешан на этой песенке. Их в бесчисленном множестве выпускала для джоберов особая секция музыкального отдела. Слова сочинялись вообще без участия человека — на специальном синтезаторе. Но женщина пела так мелодично, что эта страшная дребедень почти радовала слух. Егор слышал и ее песню, и шарканье ее туфель по каменным плитам, и детские выкрики на улице, и отдаленный гул транспорта, но при всем этом в комнате стояла удивительная тишина: тут не было видеокрана.
Безрассудство, безрассудство! — подумал он. Несколько недель встречаться здесь и не попасться — мыслимое ли дело? Но слишком велико для них было искушение иметь свое место, под крышей и недалеко. После свидания на развалинах храма они никак не могли встретиться. К Неделе Единения рабочий день резко удлинили. До нее еще оставалось больше месяца, но приготовления всем прибавили работы. Наконец Юлия и Егор выхлопотали себе свободное время после обеда в один день. Решили поехать в Сад. Накануне они ненадолго встретились на улице. Пока они пробирались навстречу друг другу в толпе, Егор по обыкновению почти не смотрел в сторону Юлии, но даже одного взгляда ему было достаточно, чтобы заметить ее бледность.
— Все сорвалось, — пробормотала она, когда увидела, что можно говорить. — Я о завтрашнем.
— Что?
— Завтра. Не смогу после обеда.
— Почему?
— Да обычная история. В этот раз рано начали.
Сперва он ужасно рассердился. Теперь, через месяц после их знакомства, его тянуло к Юлии совсем по-другому. Она стала физической необходимостью, он ее не только хотел, но и как бы имел на нее право. Когда она сказала, что не сможет прийти, ему почудилось, что она его обманывает. Но тут как раз толпа прижала их друг к другу, и руки их нечаянно соединились. Она быстро сжала ему кончики пальцев, и это пожатие как будто просило не страсти, а просто любви. Он подумал, что, когда живешь с женщиной, такие осечки в порядке вещей и должны повторяться; и вдруг почувствовал глубокую, незнакомую доселе нежность к Юлии. Ему захотелось, чтобы они были мужем и женой и жили вместе уже десять лет. Ему захотелось идти с ней до улице, как теперь, только не таясь, без страха, говорить о пустяках и покупать всякую ерунду для дома. А больше всего захотелось найти такое место, где они смогли бы побыть вдвоем и не чувствовать, что обязаны урвать любви на каждом свидании. Но не тут, а только на другой день родилась у него мысль снять комнату у Синьлю.
На лестнице послышались быстрые шаги. В комнату ворвалась Юлия. У нее была коричневая кожаная сумка, слегка потрёпанная — с такой он не раз видел ее в министерстве. Он было обнял ее, но она поспешно освободилась — может быть, потому, что еще держала сумку.
— Подожди, — сказала она. — Дай покажу, что я притащила. Ты принес эту гадость, кофе «Победа»? Так и знала. Можешь отнести его туда, откуда взял, — он не понадобится. Смотри.
Она встала на колени, раскрыла сумку и вывалила наружу аккуратные бумажные пакеты. В первом, который она протянула Егору, было что-то странное, но как будто знакомое на ощупь. Тяжелое вещество подавалось под пальцами, как песок.
— Неужели сахар? — спросил он.
— Самый настоящий, совсем не сахарин. А вот батон хлеба — порядочного белого хлеба, не нашей дряни… и баночка джема. Тут банка молока… и смотри! Вот моя главная гордость! Пришлось завернуть в мешковину, чтобы…
Но она могла не объяснять, зачем завернула. Запах уже наполнил комнату, густой и теплый; повеяло ранним детством, хотя и теперь случалось этот запах слышать: то в проулке им потянет до того, как захлопнулась дверь, то таинственно расплывется он вдруг в уличной толпе и тут же рассеется.
— Кофе, — пробормотал он, - настоящий кофе.
— Кофе для внутренней партии. Целый килограмм. У этих сволочей есть все на свете. Но, конечно, официанты и челядь воруют… смотри, еще пакетик чаю.
Егор сел рядом с ней на корточки. Он надорвал угол пакета.
— И чай настоящий. Не мусор с опилками вперемешку.
— Именно так, — рассеянно подтвердила она. — Знаешь что, милый? Отвернись на три минуты, ладно? Сядь на кровать с другой стороны. Не подходи близко к окну. И не оборачивайся, пока не скажу.