— Алан сказал, что специально оставил меня тогда с Рикки наедине. Он хотел увидеть твою реакцию, — я говорю тихо, потому что голос дрожит, и пальцы рук, и… Всевышняя мать, я и представить себе не могла, что когда-нибудь у нас с Робертом дойдёт до подобного разговора. С каждым его словом всё то, о чём он говорил ранее, уходит на второй план. И мои чувства пугают меня. Я должна злиться на него, может быть даже возненавидеть, но я не могу.
— Знаю, не сложно было догадаться, — произносит Роберт. — Хуже всего, что и Энжи поняла, что моё отношение к тебе изменилось. Да и для Джеффа это вряд ли было секретом. Понимая, что они могут навредить тебе, когда увидят, что операция пошла не по плану, я попробовал защитить тебя. Но тут Энжи переиграла меня. Она тебя презирала и ненавидела одновременно. Презирала за то, что ты можешь любить других, ненавидела за то, что не раз, пусть и не специально, ты нарушала её планы.
И снова между нами повисает молчание. Теперь я знаю всё, вот только не понимаю, что мне со всем этим делать.
— Бекки, — Роберт встаёт со стула, но по-прежнему не сводит с меня взгляда. — Знаю, что должен извиниться перед тобой, но не буду, потому что я не сожалею о сделанном. Врать же тебе я не хочу. Если бы со мной поступили так, как я поступил с тобой, — он прерывается, но, сделав глубокий вдох, продолжает, — я бы не простил подобного. Но вопреки всему, Бекки, я… Всевышняя мать, — резко выдыхает он, — это безумие какое-то, но я надеюсь, что ты вернёшься ко мне.
— Ты бы мог не рассказывать мне всё, — выдавливаю я из себя, из последних сил, сдерживая подступающие слёзы, — и я бы прибежала к тебе как… как…
— Нет, ты имеешь право знать. Ты всегда хотела сама контролировать свою жизнь. И ты это заслужила, — Роберт идёт к выходу из палаты. Останавливается в дверях, бросая на меня прощальный взгляд: — В этот раз, Бекки, прими решение, руководствуясь своими желаниями.
Всевышняя мать, как я могу принять решение, если внутри меня творится хаос. Как? И я цепляюсь за последний шанс избежать этого:
— Разве от моего решения будет что-то зависеть? — торопливо говорю я. — Запрет на чувства…
— Запрет на чувства будет снят, — перебивает меня Роберт. — Не сразу, конечно, постепенно, но решение уже принято. Знаю, это непросто, Бекки. Но у нас что-то может получиться, только если мы всё начнём с чистого листа, — и, толкнув дверь, Роберт уходит.
*****
Как и обещала Линда, меня выписывают через два дня, сняв «вторую кожу». Взглянув на себя в зеркало, прихожу в ужас: кожа на лице, да и на руках, заметно светлее, чем на остальном теле. Но доктор меня успокаивает, поясняя, что пигментация восстановится в течение двух-трёх недель.
Роберт больше не приходит, впрочем я этого и не жду. Он дал мне обещанную свободу, а я не знаю, что с ней делать. Поначалу я злюсь на него. Мне кажется, это несправедливо, полностью переложить на меня ответственность за наши дальнейшие отношения. Мысленно я даже называю его трусом, хотя уже в тот момент понимаю, что на самом деле так не считаю. Два дня проходят в лихорадочном метании: я то начинаю безумно скучать по нему, то, вспомнив, о времени, проведённом в борделе, мне хочется сделать так, чтобы ему тоже было больно как мне тогда. И он же дал мне оружие против него. Я знаю, если я решу поставить точку в наших отношениях, то ему будет больно… будет…
И ещё мне страшно. Я доверяла Энжи, да и Роберту. В отношениях с ними я шла на поводу у эмоций, и каждый раз моя жизнь летела в пропасть. Так, неужели, я вновь поступлю как самая глупая дельта, которая не умеет делать выводы из собственных ошибок?
Возвращаюсь в свою квартиру, так ничего и не решив. Гарри видит моё душевное смятение, но ни о чём не расспрашивает, за что я ему благодарна. Мы выпиваем с ним по чашечке кофе, и он уходит. Я же брожу из угла в угол, бездумно переставляя какие-то вещи с одного места на другое. В какой-то момент я настолько надоедаю сама себе, что решаю принять душ и лечь спать.