Голос сорвался, поэтому оставшуюся часть я прохрипела:
— Ты выживальщик. Твоя цель — выжить любой ценой. Принимай любые решения. Совершай любое зло во имя выживания. Убивай. Грабь. Насилуй. Извращай и завоевывай. Иначе Надю не спасти. Умрешь ты, умрет и она. Поэтому делай что хочешь. В конце концов, цель оправдывает средства. Иди! Я разрешаю тебе овладеть Денисом Рязановым. Слейся с ним и… поглоти его.
Совет избрал палачом Мечтателя. Но Денис умрет отнюдь не от его руки. Я сама заберу жизнь среднего сына. Ради спасения Нади. Ради спасения хоть кого-то.
☉☉☉
Фальшивка. Даже не парень, которого похитили и переписали память. Даже не бродяга. Даже не человек.
Ко мне вернулись воспоминания. Эта женщина затолкала их в глубины сознания. Не избавилась, потому как пробелы в памяти вызвали бы ненужные вопросы.
Я помнил, как потрошил душу Дениса. Помнил, как откусывал от него по кусочку. Помнил, как захватывал его тело, управлял им не больше двух секунд в день. Но со временем отрезок свободы увеличивался. Пока в морозный вечер на заброшке, в компании других бездомных, за один час до его дня рождения, я не убил его. Заменил его. Тогда и случился самый сильный приступ на моей памяти. Когда я закричал от боли, от колющих и режущих взглядов. Когда я выпал из окна и оказался в больнице с переломами ног.
Неудивительно, что Надя боялась и сторонилась меня в день «долгожданного воссоединения». Она видела оживший труп старшего брата. Самозванца в его обличье.
Мерзость. Отвратная мерзость.
Я упал на колени в комнате «младшей сестры». Она весело хохотала, играла с заботливым воображаемым другом, а я не знал, что делать. Моя жизнь — ложь. Воспоминания настоящие, но от этого делалось только хуже. Все бессмысленно. И было таковым с самого начала. Мечтатель был прав. Забавно. Ведь он тоже подделка. Копия когда-то жившего человека. А я? Всего лишь фантазия маленькой девочки. Фантазия, оживленная ее злобной матерью ради защиты последнего ребенка.
— Что мне делать? — услышал я дрожащий голос. И понял, что говорил я. — Что мне, черт возьми, теперь делать?
Руки потянулись к груди, чтобы обнять самого себя. Но я замер. Руки не мои. Тело не мое. Кожа зачесалась, тело зазудело, будто по бледной чуждой плоти ползли сотни тысяч муравьев. Волосы встали дыбом, словно от разряда. Пальцы задергались от нетерпения. От удушающего желания разорвать самого себя. Содрать кожу, стянуть мышцы, освободить из мясного плена кости. Лишь бы счистить с себя чужой «след». Я загрязнен им! Но там, под десятками слоев нечистот пряталась частичка меня. Настоящего меня!
Картинка перед глазами поблекла. Розовые обои обесцветились, стали серыми. А на месте девочки и ее воображаемого друга появилось черное пятно. Оно росло, вбирая в себя окружающий мир.
— Не сейчас! — выкрикнул я. — Я должен очистить себя от «Дениса»!
Но клякса мрака проглотила молитвы без остатка. Ее щупальца добрались до моих рук, прежде чем я впился ногтями в свое горло. И весь мир померк.
Зажурчала вода, будто кто-то подставил под тонкую струйку стеклянный стакан. Затикали старые часы. Удары секундной стрелки громыхали, подобно выстрелам пистолета. Послышался усталый вздох. Скромно проскрипели половицы.
Открыв глаза, я понял, что стою в кабинете этой женщины. За окнами темнота. Темно-синее небо вздымалось над черными силуэтами далеких деревьев. Мрак властвовал и в кабинете. Свет был выключен. Лишь пять тусклых огоньков на канделябре выхватывали из тьмы рабочий стол. За ним сидела эта женщина.
На ней было черное платье. Из-за него большая часть ее тела сливалась с мраком, отчего казалось, что голова и руки висели в воздухе. В правой она держала бокал с красной жидкостью. Вином. Рядом на столе я заметил открытую бутылку.
Эта женщина покачивала бокал, не отрывая взгляда от танцующего в нем вина.
Окна задрожали, но она не придала этому никакого значения. Только губы скривились в усмешке то ли над происходящим, то ли над собой.
— Чувствуешь скорый конец, — проговорила эта женщина.
Она повернулась к окнам за спиной, встала с кресла и медленно подошла. Эта женщина смотрела на ночной пейзаж, и я встал рядом с ней. Подался неизвестной тяге.
Кожа продолжала зудеть, а руки тянулись к горлу. Чутье подсказывало: я умру, если поддамся желанию. Поэтому одергивал себя.
В поисках на что бы отвлечься, я зацепился взглядом за высокое дерево. Оно высилось над лесом и напоминало черную башню на фоне темно-синего неба. Чуть ниже ее вершины горели два желтых огня.