☉☉☉
Пустота. Пространство без цвета. Ни белое, ни черное, ни серое, никакое. Здесь не существовало ни верха, ни низа, ни голоса, ни мыслей, ни запахов, ни звуков, ничего.
Мои сны трудно назвать «снами». Я не спал в привычном понимании, а скорее ждал пробуждения. Заветного мига, который ворвется в пустоту и вытащит меня из небытия в безразличную явь. И он настал.
Первым ко мне вернулось осязание. Задница онемела от холода. Спина опиралась на что-то твердое и широкое. Мышцы дрожали от спазмов — тело нагревалось самым доступным способом. Я понял, что сижу на земле. Какого черта? Я же ехал в автобусе…
В памяти ожили последние секунды перед падением в дрему. Александр говорил что-то про незнакомые места.
Изнутри мои уши поскреб треск люминесцентных ламп. Я сразу узнал их. Такие висели в больнице, где я лежал с переломом обеих ног. Помню палату, бледно-голубые стены, шесть коек и лампы. Гребанные больничные лампы. Вечером их треск долго не давал мне заснуть, а утром первым встречал после пробуждения.
Приоткрыл веки и поморщился. Белый свет обжег глаза. Я отдернул голову и стукнулся о стену, на которую опирался. Прошипел. Чертова стена.
Раскрыл глаза пошире, прищурился, подождал, пока привыкнут, и снова широко раскрыл. Увидел в двадцати метрах прямоугольную оранжевую колонну с белым номером «136». Опустил взгляд, разглядел на сером полу белую разметку, которая почти стерлась. Линии образовывали человечка на коляске — знак инвалида. По бокам от него виднелись две белые линии потолще. Я на парковке.
Оперся на руки и медленно поднялся вдоль опоры за спиной. Мой взгляд бродил меж парковочных мест, выискивал признаки жизни. Но не нашел ни людей, ни автомобилей, ни даже пустых тележек из супермаркета. В таких местах последние порой встречались чаще машин.
— Черт возьми, где, — прошептал половину вопроса и резко оборвал себя. Понял, что все равно вышел вопрос, поэтому спешно промямлил вторую половину: — то должен быть Александр.
Я осмотрелся внимательнее и приобнял себя. В глаза бросалась неестественность этого места. Словно кукла неловко изображала человека, нечто изображало парковку. Белые номера на колоннах повторялись: за «135» следовал «136», а за ним опять «135». Круглые зеркала, которые помогали водителям избежать столкновения, висели на каждой третьей колонне. Серый пол и потолок выглядели как пластик — свет отражался от них таким же образом. На ум пришло слово «декорация». Да, лучше и не скажешь.
Мои пальцы сильнее впились в локти под толстовкой, плечи задрожали, будто я находился посреди снежной пустыни во время вьюги.
Попятился и стукнулся спиной в колонну. Вжался в нее, так, словно хотел спрятаться внутри. Правая кисть сама двинулась вдоль рукава, пальцы спотыкались о складки одежды, но в итоге достигли плеча и сжали ткань толстовки. Только толстовки. Левая поползла вверх в ту же секунду. Быстрее, проворнее. И снова толстовка и только толстовка. Сердце забилось чаще.
Я стрельнул взглядом влево. Оранжевые колонны, круглые зеркала и белая разметка. У оснований прямоугольных «атлантов» ничего не лежало. Стрельнул вправо. И снова ничего.
«Спокойно, Тео. Главное — спокойствие», — мысленно произнес я. Не будь мое положение таким плачевным, я бы усмехнулся. Будто подобные мысли способны кого-то успокоить.
В рюкзаке лежали мои вещи. То, что делало меня «мной». Избавься от них, и последней ниточкой, что удерживала меня в мире, останется имя. Жестокая шутка этой женщины. Доказательство, что она невзлюбила меня с рождения. Меня и Надю. Теодор и Надежда — герои детской одноименной сказки. Но сестре повезло больше.
Я обежал колонну, у которой проснулся. Под ногами что-то захрустело, я встрепенулся и отпрыгнул в сторону, хрустнуло еще раз, но громче. Метнул взгляд вниз.
Я стоял на осколке стекла. Они лежали на полу за колонной. Разбросанные и побитые, будто по ним кто-то прошелся. Если осколки здесь, значит, и…
Моя догадка подтвердилась. На другой стороне колонны, у основания, лежали дешевая красная зажигалка, пачка сигарет с замазанной картинкой, блокнотик с карандашиком, и самое важное — темно-зеленый рюкзак.
Я подхватил его, прижал к лицу и крепко обнял, как друга после долгого расставания. Уголки губ приподнялись в легкой улыбке. В нос ударил знакомый запах пота, молока и гнилых фруктов. Для меня он ощущался как самая приятная благовония. Будь моя кожа чувствительной, на ней бы в ту же секунду показались прыщи. Но мне все равно. С рюкзаком я справлюсь с любыми невзгодами.
С трудом отлип от него и потянул за змейку. Она заела на полпути, приложил силу, и та нехотя поддалась. Нижнее белье, паспорт, блокнот с ручкой, карта и деньги на месте. Даже кухонный нож заботливо завернули в одну из дырявых белых маек. Выхватил его и застегнул рюкзак. Накинул на грудь, боялся: будь он на спине, его легко сорвут.