Я побрел вперед под насмешливый треск люминесцентных ламп. Ступал медленно и осторожно, перед собой держал нож, сжимал ручку двумя руками.
Нужно валить отсюда как можно скорее. Без еды и воды долго не протяну. Спать здесь можно — меня никто не тронул, пока я приходил в себя. Но сомневаюсь, что Парковка — решил называть ее так — сжалится и создаст мне бутылку воды и хлеб с маслом.
Александр подставил меня с каким-то умыслом. Он не желал моей смерти, потому как исчез, только когда гибель от рук Скрытого миновала меня. Значит, Александр хотел запереть меня. В памяти ожила его история о Семье плачущей кожи, о прыще, который нельзя ни выдавать, ни оставить в покое, о мерах, чтобы мир забыл о проблеме… Черт! Мое «исчезание» играло ему на руку. Должно быть, Александр и решил запечатать меня после моих слов о поиске опоры. Подумал, что я пропаду раньше, чем умру от жажды. Пошел он к черту!
Сколько я не шел, края не виднелось: ряды парковочных мест и колонны уходили вдаль. Будто кто-то взял обычную парковку, раздвоил, склеил, снова раздвоил, снова склеил и так до бесконечности.
Я облизал сухие губы, и у следующей колонны обнаружились пять серых термосов. Что за чушь? Я подошел ближе, присмотрелся. Все примерно одинаковой высоты. На трех виднелись царапины и вмятины, а два других были целыми.
Я сжал рукоятку ножа сильнее и пошел дальше. Если Парковка — Былина, то поднимать и уж тем более пить из термосов нельзя. Александр говорил, что Былины повторяют одни и те же мотивы. А какие мотивы часто встречаются в историях про попадание в неизвестные и странные места? Отравленные припасы и еда, после которой нельзя вернуться в обыденный мир. Эти два пришли в голову почти сразу. К тому же термосы появились, когда на меня напала жажда.
Я остановился напротив круглого зеркала на колонне. Прищурился. Мое кривое отражение едва виднелось на фоне серого пола. Полупрозрачное, почти как мимолетный мираж. Будь Парковка настоящей, меня бы сбил даже самый внимательный и осторожный водитель. Больше тянуть нельзя. Раз до конца Парковки не дойти, попробую кое-что неожиданное.
Я приоткрыл рюкзак на груди и положил нож лезвием внутрь, чтобы вытащить в любую секунду. Застегнул и зажал змейкой деревянную ручку. Обхватил ее, резко вырвал оружие из «ножен». Змейка отпустила его без проблем и сама открылась, лишь бы не мешать. Отлично. Вернул оружие в «ножны» и встал под круглым зеркалом.
Оно висело довольно низко — хватит одного прыжка. Вытянул руки над собой и подпрыгнул. Пальцы ударились о краешек зеркала. Подпрыгнул вновь, ухватился, повис на «большом оке» Парковки. Оно накренилось под моим весом, но не сорвалось. Черт! Слишком крепко прикручено.
Подрыгал ногами из стороны в сторону, покачался на зеркале, как на кольцах на детской площадке. Металл завыл, перебил треск ламп. Они замолчали, не ожидая подобного поворота. И вскоре затрещали с удвоенной силой.
Мои руки заболели, и я отпустил зеркало. Перевел дух, размял пальцы и прыгнул на «большое око» Парковки. Металл завыл яростнее. Жалобнее.
После шести попыток он сдался, и я с зеркалом упали. Каким-то чудом я удержал равновесие, грохнулся на ноги, коленки подогнулись, рухнул на пол, но успел обхватить «большое око» одной рукой и перевернуться животом вверх. Оно придавило меня.
— Черт, — прокряхтел я и стащил его с себя, переворачивая зеркалом вверх.
Руки ныли, спина и ноги болели от падения. Возможно, я был идиотом. Зато идиотом с зеркалом! Надеюсь, задумка сработает. Иначе я растворюсь в Парковке, и обо мне даже никто не вспомнит. От мысли, что Надя забудет о любимом брате-близнеце, защемило в груди. Я обязан вернуться любой ценой.
Поднялся на колени и подполз к зеркалу. Оно огромно — почти половина от моего туловища — и выпуклое, как настоящий глаз… Ну, может, не настолько.
Вблизи мое отражение выглядело еще хуже. Оно напоминало призрака на старых фотографиях или невиданное ранее чудо-животное, которое засняли на хреновую камеру. Существуй снежный человек и чупакабра на самом деле, они бы ощутили то же, что и я.
Я осторожно приложил ладонь к зеркалу, и мое отражение повторило. Пока ничего удивительного. Возможно, стоит отказаться от затеи, поискать другой выход. Более привычный. Моя задумка недалеко ушла от прыжка во тьму. Беспечного рывка в неизвестность. Всю жизнь я поступал по уму — по крайней мере, надеюсь, что так. Всегда прощупывал почву, выискивал пути отступления и прикидывал риски. А если все переворачивалось с ног на голову, любой ценой добивался перерыва на «подумать». Как в случае с марой.