До такого «взрослого» мне как до луны, но путь осилит идущий. Я старательно очищал свою речь от нытья. С каждым днем выбивал из-под него землю, сантиметр за сантиметром.
Щелчок. Я устало потянул входную дверь на себя.
Всю дорогу думал о Наде, мысли шли по кругу и повторяли сами себя. Возвращались к ритуалу. К полному провалу. Невозможность Нади стать мистиком щедро вознаградила меня за все страдания. Раз, всего раз в жизни, я поблагодарил эту женщину. Конечно же, шепотом.
Будь сестра на малую долю осторожна, будь она благоразумна, будь она строга к себе и терпелива. Не будь она собой, я бы отправился в ад, чтобы мучить эту женщину, которую Надя звала «мамой», до конца вечности. Но мне повезло.
Я отмахнулся от мыслей и поднял взгляд на квартиру.
Она встретила меня гробовой тишиной. На улице давно стемнело — единственным источником света была одинокая лампа на лестничной клетке. «Стеклянная груша» держалась на тоненьком волоске провода и раз в минуту медленно-медленно меркла и резко зажигалась, как вспышка в старом фотоаппарате. Тусклый свет ложился на порог квартиры, а дальше тянулась тьма. Липкий мрак спускался по стенам и, казалось, подрагивал от вспышек. Лампа ярко моргнула за моей спиной. Темнота на краю отпрыгнула пугливым котенком и через секунду поползла и растянулась на полу вновь. Взад. Вперед. Как приливы и отливы в море. Вид завораживал и отчасти успокаивал.
Я оттягивал, как мог.
Переступил порог, нащупал левой рукой переключатель. Дверь захлопнулась за спиной вместе с бодрым треском ламп в коридоре. Желтый свет залил все свободное пространство. Тьма забилась в углы.
Передо мной открылась громадная пасть крокодила вместо коридора. Ошметки кожи и внутренние органы покрывали белые стены. Я с трудом мог рассмотреть за красной плотью сами обои. Ни одного свободного места. На полу разлили десятки литров крови, не меньше. Кроссовки тонули в алом болоте целиком. Багровизна пробиралась внутрь, обволакивала ступни и сочилась между пальцев. Запах соответствовал. Коридор провонял мертвечиной, потом и, как ни странно, сексом. Словно два мешка плоти сошлись в жарком танце и затем перекусили друг другом, раскидываю повсюду внутренности.
Я пошел по коридору к спальне. Кровь мерзко хлюпала под ногами.
Мара разгулялась на полную. Она, будто опытный рыбак, выловила из меня опасения в день заселения, подсекла, выпотрошила и размазала по чистому холсту. Не иначе как произведением больного ума, назвать эту «картину» язык не поворачивался.
За спиной булькнуло. Я резко обернулся и краем взгляда задел громадную тень, что беззвучно метнулась на кухню. Бульканье раздалось со стороны ванны. Повернулся и увидел, как двери в конце коридора медленно открываются, являя непроглядную тьму. Даже свет пугливо замирал на порогах ванны и туалета.
Мара играла со мной, натягивала нервы до предела. Как знакомо. Я видел похожее сотни раз, если не тысячи.
Эта женщина прибегала к этому трюку постоянно. Нагружала собеседника «мусорной» информацией, стыдила, выбивала почву из-под ног. Все ради одной цели — вымотать. Ведь усталость играла ей на руку. Уставшие жертвы охотнее соглашались со всем, что эта женщина говорила, и подписывали любые договоры не читая. Но любая манипуляция разбивалась вопросом: «что происходит?»
Я остановился у спальни. Над дверью торжественно нависала арка то ли из кишок, то ли из кровавых котлет. Вся «картина» торжественно кричала: «тебе сюда». И полушепотом добавляла: «ничего хорошего тебя не ждет».
Мары обитали в Кошмарах и Снах. Они плели ужасы, встречали заблудившихся путников и обнажали их самые потаенные страхи. По коже пробежали мурашки от мысли, что за каждым плохим сном стояли мары. Но ради чего? Со слов Александра, Былины питались вниманием, оставляли выживших, чтобы те разносили слухи, чтобы вовлекать в сюжеты больше людей, расти и развиваться. Возможно, мары питались людскими страхами. Закрепляли чудовищные образы в сознании жертв, чтобы люди помнили о них, чтобы сам мир не забыл о марах.
Для создания кошмаров мары прибегали к мороку. «Сахарной пудре» — как ее назвал Александр. Они усиливали или ослабляли мелочи, наводили на ужасные мысли. Сами жертвы творили свои кошмары, мары лишь подталкивали в нужном направлении.
Я сглотнул ком в горле и вдавил взгляд в «мясную арку» над дверью. Присмотрелся к изгибам плоти, к жилкам, к синей сетке капилляров и вен. Чем больше смотрел, тем больше замечал мелочей. Они плодились и росли от внимания, как сорняки под дождем.