— Сам принеси, — буркнула она.
— Не могу. Меня отворачивают на подходе к лестнице.
Надя лишь приподняла бровь. Откровение нисколько не удивило ее. И она сказала:
— Так кухня на первом этаже.
— Какую бы дверь я ни открыл, меня возвращают в кабинет, — объяснил я. — Для меня существуют только прихожая, гостиная, коридор и кабинет. Ну и библиотека.
— Ладно, — прищурилась она.
Надя поднялась с кресла и вышла из кабинета. А я встал рядом со столом, положил книгу на край и открыл на первой странице.
Как ни странно, «Черти. Том 1» повествовала о чертях. К сожалению, в первой главе давалась общая справка о Скрытых: их темперамент, изворотливость, хитрость и животная страсть к девушкам. И ни слова о слабостях. Со второй главы начинались истории о встречах с одиночками и Плясками.
Я не успел прочитать и первое слово, как в кабинет вернулась Надя. В руках она несла ложки, что блестели от чистоты. Выгрузила небольшую горку на стол, рядом с книгой, и уселась за кресло. Похоже, назвав эту кучку «горкой», я сильно преувеличил. Насчитал всего восемь ложек: шесть столовых и две чайные.
— Это не ножи.
— Ложки подойдут, — заявила она и откинулась на спинку кресла. — Зачем тебе ножи?
— Хотел кое-что проверить, — вздохнул я. Перетянул рюкзак на грудь, расстегнул змейку.
— Извиняй, Тео. Ложки лучшее, что я могу предложить, — пожала Надя плечами.
— Ладно.
Я вытащил из рюкзака блокнот и ручку.
— Поищи в ящиках линейку.
Она открыла один из нижних и достала деревянную линейку. Положила на стол. Медленно пододвинула в мою сторону. Линейку покрывали темные пятна, а цифры почти стерлись. В последний раз я видел такую в начальных классах. В средних «деревяшки» сменились на разноцветную пластмассу. Ведь на ней на переменах не порисуешь, а значит, не испортишь.
Я бросил блокнот на стол. Начертил два кружка на разных концах, провел линию. Сравнил ценность «Я» с «Кармический долг». Чернила высохли в паре сантиметрах — отмерил на глазок — от второго круга. Время для точных расчетов. Приложил линейку и сбоку от линии черкнул: «11,4 см».
— Что делаешь? — спросила Надя.
— Зарабатываю карму. Подай ножницы.
— Их нет. Объясни.
— Подай что-то острое.
— Объясни, что ты делаешь.
Я прошипел сквозь зубы. Уже и забыл, насколько она иногда невыносима. В детстве, когда я играл с машинкой, Надя тоже захотела поиграть. Но машинка была одна. Мелкая чертовка встала над душой и принялась умолять, а затем и требовать, чтобы я отдал игрушку. Три минуты. Три минуты, которые показались вечностью, она повторяла слово: «отдай». Отдай. Тогда ее лицо напоминало каменную маску. Отдай, отдай, отдай, отдай.
Вот что случается, когда ребенка балуют.
— Мистики могут обменять что угодно. Буквально, — сдался я. — Я куплю ложки, вложу в них свои время и усилия и продам.
— О, — только и произнесла Надя. И добавила: — Почему бы не продать время и усилия сразу?
Я дотронулся волос пальцами. Нащупал локон.
— Символизм. Нельзя просто так продать время и усилия. Другое дело, будь у меня часы. Но я не куплю их ради продажи времени. Обойдусь ложками.
Выделил пару волосков, чуть-чуть накрутил на указательный палец и дернул со всей силы. С хрустом голову пронзила боль. Я сдавил челюсти, поморщился. На глаза навернулись слезы.
— Раскусил бы кожу на пальце, — предложила Надя.
— Попробуй, — прошипел я сквозь зубы. — Они жестче, чем кажутся.
— Поверю на слово.
Дрожащей рукой я взял столовую ложку. Серебро переливалось на свету. По нему ползли узоры в виде стебельков, они обвивались вокруг ручки под черпалом. Кончик держала был плоским и круглым. Его обводили такие же плоские овалы, словно лучики солнца или лепестки подсолнуха. Думаю, последнее. Что ни говори, а эта женщина любила растения и цветы. Виноградные лозы на ограде, яблони, огород на заднем дворе. Ее страсть находила выход даже в обычных ложках. Наивный прохожий назвал бы это милым, но у меня ее «человечность» вызывала лишь приступ рвоты.
Я обмотал волосок вокруг ложки два раза — насколько хватило длины. Денег на парикмахера у меня раньше не было, поэтому я стригся сам. В приюте вставал перед пыльным зеркалом, брал в руки старые ножницы, у которых ушки обматывала изолента, а лезвия с трудом резали бумагу. И подстригал по чуть-чуть за раз. Мои «сожители» по комнате смеялись надо мной, ведь иногда стрижка длилась не меньше часа. Все из-за ножниц и моей неумелости. А про бритье и вспоминать не хотелось. Как представлю ржавое лезвие вместо бритвы, по спине пробегает холодок, а на щеках и шее пощипывают давно зажившие раны.