— Нет! Я пришел спасти вас! — успел прокричать я.
— Тише-тише.
Владыка сел на меня сверху и закрыл мой рот ладонью. В его правой руке блеснуло лезвие кухонного ножа.
— Я начну со скул. Затем перейду на левую руку, — кивнул он, и Анна одним рывком закатила рукав толстовки, что насквозь промокла от крови и пота. Взгляд девушки вонзился в старый шрам на запястье — свидетельство моей трусости и слабости. Взгляды остальных опустились на него следом. — Бедное дитя. Хотел убить себя, но испугался боли. Ничего. Я обучу тебя. Научу любить и желать боль. Твои раны никогда не заживут. Ты сам будешь разрывать их.
Я взвыл. Из глаз полились слезы. В мыслях пронеслась заученная молитва. Когда в ней закончились слова, она началась с начала. Снова. О Господи, молю. Снова. Защити раба своего. Снова. Пошли провидение. И снова.
Но небеса не ответили. В красной комнате я был совершенно один.
Холодное лезвие коснулось кожи над щекой. В следующую секунду холод сменился жжением. Уголка рта коснулась теплая кровь. Перед глазами взорвался фейерверк, красный свет заискрился, как бенгальские огни. А взор помутился от слез.
Окно дрогнуло с такой силой, что я услышал его сквозь мычание.
Владыка нахмурился и повернулся в сторону.
— Жалкий трюк, — процедил он. — Глупо и подумать…
Окно дрогнуло вновь. Протянулась секунда и дрожь повторилась. Казалось, снаружи началась война, вражеские снаряды взорвались в опасной близости от пятиэтажки и, судя по повторам, не думали заканчиваться.
Владыка цокнул.
— Если мистик что-то рявкнет про долг, — приказал он, — сломайте ему кости.
Девушки кивнули в унисон, и Владыка поднялся. Приоткрыл шторы и прильнул к окну.
Вот он мой последний шанс.
— Спасти, — прошептал я сквозь боль. Три взгляда сошлись на мне в тот же миг. — Я могу спасти вас.
Анна медленно наклонилась ко мне. Длинные локоны упали мне на лицо. Я чувствовал ее дыхание, слышал, как бьется ее сердце. Голубые глаза смотрели в душу. Полные розовые губы приоткрылись, и она сказала:
— Там, снаружи…
— Да! Снаружи! — от радости воскликнул я. — Я помогу вам выбраться! Помогу сбежать от него!
Она улыбнулась.
— Там, снаружи нас никто не ждет, — закончила девушка. Последняя ниточка надежды оборвалась. — Здесь наш дом. Здесь наша семья. Здесь мы.
Идя сюда, я думал, что встречу заложников. Бедных жильцов, которых силой удерживают в пятиэтажке. Что спасу их от злого Скрытого. Мои мысли лежали не далеко от правды, но они опоздали. Опоздали на тридцать лет. Я опоздал на тридцать лет. Те заложники давно мертвы. В злосчастной многоэтажке больше некого спасать. За тридцать лет сменилось целое поколение. Для новых жильцов я был чужеземцем, посланником «Внешнего мира». Иными словами: врагом и захватчиком. Моя маленькая авантюра — «исцелить» Семью плачущей кожи — была обречена с самого начала.
Я сомкнул челюсти до треска. Во мне не бурлил гнев, не плескалась ярость. Стенки сознания омывал скользкий страх, ужас от понимания, что никуда мне не деться. Здесь я потеряю самое дорогое — свободу.
«Черта с два! Я сбегу! Я выживу! Я…»
… соглашайся, — прошептал женский голос в закоулках разума.
Я узнал его. Прекрасно помнил, кому он принадлежал.
Теодор, — сказала эта женщина. — Если кто-то предложит выкупить долг, соглашайся без раздумий. Спаси Надю любой ценой.
«Пошла ты!» — мысленно воскликнул я.
Это наваждение Скрытого. Фальшивка, иллюзия, обман! Этого разговора никогда не было. Она бы не сказала такого… Нет. Сказала бы. Слова о моей жертве как раз в ее духе.
Пошли они все к черту!
— Я, — плюнул девушке в лицо, — обмениваю бездействие всех в этой комнате на пять минут на…
Та, что удерживала мои руки, дернулась и скрутила левую. Кость хрустнула, по телу растеклась острая боль. Две другие скрутили мои ноги — казалось, хотели выкрутить их из таза, как лампочки из цоколей. Я простонал, но не остановился:
— На свое право обещать и ваш долг за рану!
Четыре девушки отпрыгнули от меня как звери от огня. Владыка шелохнулся и замер у окна.
Я медленно поднялся на ноги. Зашаркал к клетке.
Голубь смотрел на меня с ужасом. Будто я был машиной, что неслась ему навстречу. От этой мысли на моем лице проступила улыбка. Вымученная, но улыбка.