Она не говорила это напрямую, но урок считывался с ее поступков и советов. После восьмого дня рождения Кати эта женщина рассказала ей, как обольщать мальчиков: все — от яркого стиля одежды и до открытых заигрываний.
«Мужчины любят, когда хвалят их ум и смекалку, — объясняла она. — Начни с малого. С мимолетной лести. Будь осторожна. Иногда лесть попадает в ущербность и вскрывает старые раны».
— Эй, малец, — спокойно произнес черт.
Из его голоса выветрились чувства. У меня пересохло во рту, а кожи коснулся жар. Казалось, стены квартиры рухнули, как карточный домик, и за ними раскинулась бескрайняя пустыня. Ни травинки. Лишь песчаные дюны и барханы. Здесь, под палящим солнцем, меня ждала только смерть. Долгая и неминуемая.
— Я уже встречал таких прохвостов. Я капал на мозги солдатам, пока ты еще не родился. Я портил пайки, раскидывал по земле гильзы и прятал лопаты. А когда достойные из достойных сходили с ума, перебегал к противникам и делал то же самое с ними. Моя Пляска растягивала войны. Мы превращали людей в животных. Питались их ранами как телесными, так и душевными. Тебе не обмануть меня. Ведь там, в моем царстве, я видел твое истинное лицо. Пугливого ребенка.
— Ты… — запнулся я. Голос истончился и замер в шаге от визга. — Ты не прав.
— О, я знаю, о чем молвлю. Прекрасно знаю, — усмехнулся он. — Ты запер меня в клетке, очертил мелом и угрожаешь самоубийством. Ты в тупике. И загнал тебя в него я. Я содрал со старой раны кожу и показал насколько ты жалок. И теперь твой скудный разумишко волнуют мысли о силе. Они чешут, чешут, чешут и чешут его изнутри. Чешут до крови. Я чувствую запах ран. Две оставили черти. Одну моя рабыня. Те, что на груди, дохлый бог зеркал. Те, на лице, думаю, ткачиха кошмаров. Я слышу их песни! Раны поют мне серенады, молят, чтобы разодрал их.
Черт! Меня не только раскусили, но и осадили. Какого черта Скрытые такие умные? Мало того что он разбил меня в пух и прах, он оставил в пламенной речи ловушку. Про две раны, которые нанесли черти. И не прогадал. Мысли то и дело возвращались к ним. Так и тянуло спросить: о каких ранах идет речь?
Как эта женщина договорилась с Амбрагарудой и тем, вторым, кто носит книги? Как вынудила их подчиняться себе?
Ладонь сама прикрыла рот, а взгляд вонзился в пустоту между мной и клеткой. Мне нужна сила, опора, хотя бы рыхлая земля под ногами. Морок не подходил. Видения запросто разбивались вдребезги неверием и сомнениями. Отражения из Зазеркалья держались дольше — в них труднее заметить подвох. Но все же. И то, и то обман. Фальшь, а не настоящая сила.
Как вынудить Скрытого поделиться могуществом? В голову не приходило ничего дельного, поэтому я поставил точку в нашей игре:
— Ты теряешь карму, — полушепотом произнес я, приобнимая себя одной рукой. — За разрешение нужно платить.
— Предлагаю тайны, свои знания, — сказал черт. — Я прожил долгую жизнь. Меньше, чем Матерь, но дольше тебя. И знаю много полезного.
— Меня не подкупить знаниями.
— Они полезны, — вмешалась в разговор мара.
Я повернулся к ней и подскочил. Вместо куклы чревовещателя на велосипеде, рядом со мной стоял парень с черными растрепанными волосами и в синей толстовке. На месте глаз зияли красные дыры, а по щекам спускались кровавые слезы. Он прожигал взглядом клетку.
— Во все времена знания были острейшим клинком и прочнейшим щитом. Моя госпожа, моя любимая госпожа умерла из-за своей недальновидности, — сказала мара и «посмотрела» на меня. — Не совершай ее ошибку.
Мои губы сжались в тонкую линию, зубы заскрипели.
Знания — понятие растяжимое. Считался ли рецепт бутерброда с яйцом знанием? Схрон пятилетних детей — тайной? Вот-вот. И мара склоняла меня к согласию. Ненавязчиво, слегка-слегка. Она не говорила напрямую, лишь подталкивала к «верному» выбору.
Эта женщина всегда говорила, что союзники порой опаснее злейших врагов. Забавно, как я записал мару в союзники, стоило ей подыграть моим угрозам. Ее намерения мне не ведомы. Для мары я — подлый пленитель, а она — жертва. Наш договор обещает ей свободу через год, и, похоже, мара желает прихватить должное — глаза и силу — с моего согласия или без. Поэтому она подгрызает волю и рассудок своими ужасами, поэтому предлагает невыгодную сделку. Мое порабощение для нее вопрос времени. Времени, которого у Скрытых предостаточно.
Мысли натолкнули меня на одну идею. Проверю ее позже.