Что это было: глупость или измена? Можно предположить, что такой вопрос был задан. На следующий день после написания этого письма Кулик был снят с должности начальника ГАУ. Еще раньше, 30 мая, были арестованы нарком боеприпасов И.П. Сергеев и заместитель наркома А.К. Ходяков, 7 июня арестован Б.Л. Ванников — нарком вооружений (и будущий руководитель советского Атомного проекта). В те же дни арестован Г.К. Савченко — заместитель начальника ГАУ. Наконец, 24 июня арестован бывший начальник Генерального штаба, генерал армии К.А. Мерецков (на момент ареста — заместитель наркома обороны СССР). Судьба всех арестованных по «делу боеприпасов» (каковое дело неразрывно переплелось с еще более масштабным «заговором авиаторов») была очень различной. Ванникова освободили 20 июля и прямо из тюремной камеры вернули в рабочий кабинет заместителя наркома вооружений (позднее он был назначен наркомом боеприпасов). Мерецкова освободили в начале сентября и сразу же назначили представителем Ставки ВГК на Северо-Западном и Карельском фронтах. Савченко был расстрелян 28 октября 1941 г. вместе с группой высших командиров советских ВВС (Рычагов, Смушкевич, Проскуров). 23 февраля 1942 г. вместе с самой большой группой арестованных в июне 1941 г. генералов и руководителей военной промышленности были расстреляны Сергеев и его заместители.
Что тут было причиной, а что — следствием? Репрессии стали суровым наказанием за преступную халатность, или сама обстановка всеобщего страха и неуверенности парализовала осмысленную деятельность руководителей военного ведомства? В версию «заговора темных сил» я не верю. Просто и коротко — не верю. При том уровне доступности (точнее говоря — тотальной засекреченности) документов НКВД/ НКГБ, который существует по сей день, ничего другого, кроме «верю — не верю», добросовестный исследователь предложить публике и не может. Впрочем, и тогда, когда наши правнуки доживут до рассекречивания лубянских архивов, ничего большего, чем «верю — не верю», узнать не удастся — принимая во внимание те «массовые нарушения социалистической законности», с которыми велось дознание и писались протоколы допросов. Пока же совершенно точно можно отметить тот факт, что в СССР производством артиллерийского вооружения и боеприпасов к нему руководили:
— наркомат обороны и Генеральный штаб;
— Главное артиллерийское управление Красной Армии;
— отдельная от ГАУ система начальника артиллерии Красной Армии (или инспекция артиллерии);
— наркомат вооружений (предприятия которого, однако, выпускали и все виды патронов к стрелковому оружию);
— наркомат боеприпасов;
— «минометный» наркомат (название этого ведомства постоянно менялось).
К этому перечню можно еще добавить и пару-тройку конструкторов артиллерийского вооружения, которые были вхожи к Хозяину и порою ставили всех вышеперечисленных генералов и маршалов перед фактом принятых в кабинете у Сталина решений. При таком количестве «нянек» не нужно было никакого «заговора», для того чтобы «дитя» оказалось без глаза…
Отсутствие бронебойных 76-мм артвыстрелов было вопиющей, но отнюдь не единственной несуразностью предвоенного мобилизационного планирования. Непомерные размеры военного заказа по танкам, тягачам, бронемашинам также вызывали вопросы. Тем, кому не повезло, эти «вопросы» были заданы — причем в самой нелицеприятной форме. 22 июля 1941 г. в ходе заседания Военной коллегии Верховного суда СССР (это очень важное обстоятельство — вопрос был задан не в пыточном подвале, а на суде, где Павлов отказался от некоторых, выбитых из него «следователями», показаний) подсудимому Д.Г. Павлову, бывшему командующему войсками Западного фронта, бывшему начальнику Главного автобронетанкового управления Красной Армии, бывшему герою обороны Мадрида, был задан такой вопрос:
«…На предварительном следствии (л.д. 88, том 1) Вы дали такие показания: Для того чтобы обмануть партию и правительство, мне известно точно, что Генеральным штабом план заказов на военное время по танкам, автомобилям и тракторам был завышен раз в 10 (подчеркнуто мной. — М.С.). Генеральный штаб обосновывал это завышение наличием мощностей, в то время как фактически мощности, которые могла бы дать промышленность, были значительно ниже. Этим планом Мерецков имел намерение на военное время запутать все расчеты по поставкам в армию танков, тракторов и автомобилей».
— Эти показания вы подтверждаете?
Подсудимый Павлов:
— В основном — да. Такой тан был. В нем была написана такая чушь (подчеркнуто мной. — М.С.). На основании этого я и пришел к выводу, что план заказов на военное время был составлен с целью обмана партии и правительства…» (25, стр. 99)
Мерецков, конечно же, имел самое прямое отношение к разработке МП-41, но все-таки подписывал «такую чушь» не он, а Тимошенко и Жуков. Павлова расстреляли. Мерецкова чудесным образом выпустили на условную «свободу». После пыток в подвалах НКГБ здоровье бывшего начальника Генштаба было сильно подорвано, и заботливый Сталин, как гласит легенда, даже позволял Мерецкову докладывать сидя. Жуков же оказался ни в чем не виноват и по сей день гарцует на бронзовом коне в центре Москвы.
Попробуем сами разобраться в загадочных цифрах мобплана МП-41. Да, я понимаю, что не положено старшему лейтенанту-инженеру запаса обсуждать мобилизационный план, подписанный маршалом и генералом армии. Если уж Тимошенко и Жуков доложили Сталину о том, что без тридцати мехкорпусов по тысяче танков в каждом они не могут спасти отечество мирового пролетариата — и великий вождь с ними согласился, — значит, спорить тут не о чем. Работать надо. Руководствуясь этим нестареющим призывом, возьмем в руки калькулятор и просто пересчитаем МП-41 в некоторых его составляющих. Считать же мы можем не хуже маршалов?
Артиллерийских систем калибра 122 мм и более («трехдюймовки» и минометы перевозились автомобилями или гужевым транспортом) по МП-41 должно было быть 19 451 (фактически к июню 1941 г. было порядка 16,8 тыс. орудий). Добавим к этому числу еще 5151 зенитное орудие калибра 76 мм и 2286 зениток калибра 85 мм. Итого плановое количество объектов для буксировки составляет по МП-41 26 888 единиц. Даже по принятым в Красной Армии суперщедрым нормам в два тягача на одну пушку требуется «всего лишь» 53 77 тракторов и тягачей. Составители МП-41 требуют 83 045 единиц (не считая «Комсомольцев»). Тяжелых артсистем (пушки калибра 122 мм, 152 мм, 207 мм, гаубицы калибра 203 мм, 280 мм, 305 мм) весом в 7 и более тонн по плану должно было быть 6088 единиц. Тяжелых гусеничных тягачей (С-2, «Коминтерн», «Ворошиловец») запланировано в четыре раза больше (27 818 машин). Даже если считать нормой двойное резервирование средств мехтяги, то и тогда получается в два раза больше реальной потребности.
Да, разумеется, «так не считают». Артиллерийский полки были основным, но не единственным «потребителем» тракторов и тягачей. Нужны были тягачи и для передвижных ремонтных мастерских, и для отдельных саперно-мостовых батальонов, и для эвакуации с поля боя подбитых танков. Поэтому посчитаем по-другому, посчитаем правильно, т.е. отталкиваясь от запланированной численности частей и соединений.
По штатному расписанию апреля 1941 г. противотанковому дивизиону стрелковой или моторизованной дивизии на 18 противотанковых пушек полагалось иметь 21 бронированный гусеничный тягач «Комсомолец». Таким образом, для полного укомплектования по штатной потребности 210 таких дивизий требовалось 4410 «Комсомольцев». В МП-41 стоит цифра 7802. Запас карман не тянет? Отлично, продолжим наши арифметические упражнения и оценим размер запланированного «запаса» по другим категориям боевой техники.