– Убежал сучок?
– Сейчас найдем, товарищ капитан!
Товарищ капитан, так же как и мой депутат С., любит употреблять словечко «сучок» к своим подчиненным. Видимо, у них какая-то особенная любовь к древесине. Я еще плотнее прижался к кусту, стоит только этим солдафонам заглянуть за забор, как я тут же буду обнаружен.
– Женщина, вы тут курсантика не видели? – обратился к кому-то товарищ капитан.
– Не видала.
У меня похолодела спина. Это был голос Обуховой!
– Так, ты давай за дом, а мы дальше по улице, – скомандовал капитан, и солдафоны разбежались в разные стороны.
Я остался лежать под забором, уже практически забыв про них и прислушиваясь к удаляющимся шагам Обуховой. Когда топот кирзовых сапог стих совсем, я посмотрел в щель: за поворотом на улицу, с которой я только что свернул, скрылась фигура в черном, прихрамывая на одну ногу. Пусть и со спины, но я ее узнал, это точно была Татьяна Александровна Обухова. Как только она скрылась за поворотом, я выпрыгнул из-под своего куста и, перепрыгнув забор, направился вслед за женщиной. Несколько секунд подождав, я вышел за Обуховой обратно на улицу – она направлялась в центр. Татьяна Александровна явно куда-то спешила, по крайней мере, шла значительно быстрее среднестатистической женщины, которой уже за пятьдесят. Попеременно оглядываясь назад, чтобы из-за спины не выскочил патруль, я последовал за Обуховой. Каково же было мое удивление, когда она свернула на площади Мира и направилась прямо в библиотеку.
Районная библиотека представляла собой большое двухэтажное здание с мраморными колоннами и была одним из самых красивых строений в Г. Напротив через площадь располагался бывший Дом пионеров, ныне занятый налоговой, слева от библиотеки находился кинотеатр, а справа уродливая трехэтажка горсовета. И в центре всего этого архитектурного ансамбля гордо возвышался памятник Владимиру Ильичу Ленину.
Обухова на несколько секунд задержалась возле одной из колонн, а затем скрылась за дверью библиотеки. Я проследовал за ней и тут же увидел причину ее заминки. На колонне висела моя отксеренная паспортная фотография, сверху которой красовалось жирное «Розшукується». Натянув поплотнее на голову берет, я вошел в библиотеку.
Собственно библитека располагалась на втором этаже, в то время как весь первый этаж представлял из себя непонятно что. Здесь была и парикмахерская, и студия звукозаписи, и танцевальный кружок, и еще черт те что.
По лестнице прошлепали ноги Обуховой, затем сверху скрипнула дверь. Обухова прошла в библиотеку. Я остановился перед лестницей в нерешительности. Идти наверх? И как я покажусь на глаза Обуховой? Но и не идти нельзя – вчерашняя записка явно указывала на некую тайну, хранящуюся в библиотеке.
В это время кто-то вошел в холл и, вспомнив про свой портрет на колонне (а каждая морда обязательно остановится и прочитает, кого это там разыскивают), я ринулся вверх по лестице и остановился только возле самой двери. Чертов посетитель холла тоже поднимался по лестнице вслед за мной, ему именно сейчас приспичило что-то почитать. Я лихорадочно стал вспоминать план библиотеки, в которой не был уже уйму лет. Сразу за дверью маленький коридорчик. С правой стороны – основной фонд. С левой – периодика. И двери всегда нараспашку. Куда Обухова пошла? Пусть в зал периодики. Значит, мне направо. Шаги за моей спиной уже приблизились вплотную, и я, открыв скрипучую дверь, вошел в коридор и сразу же повернул направо. Прямо передо мною стояла спина Обуховой, и я в последний момент успел свернуть в зал периодики. Тут же я услышал крик библиотекарши:
– А кто это туда зашел? Зал периодики до понедельника не работает.
Но в этот же момент дверь отворилась снова, и я мельком увидел входящего старичка:
– Здравствуйте! Это я. Пришел обменять книги.
– Уже все успели прочесть? А чего в зал периодики заходите, давайте сюда идите, – библиотекарша, на мое счастье, повесила посещение зала периодики на старичка. – Татьяна Александровна, одну секунду. Сейчас читателя отпущу и все вам покажу. Я подготовила.
Что покажет? И что она подготовила? Я спрятался за стеллажами с журналами и газетами. Из противоположного зала раздавались голоса старичка и библиотекарши (старичок все никак не унимался и просил подыскать ему чтиво «в его вкусе»). А я стал оглядываться, ища глазами то, что могла подготовить Обуховой библиотекарь. Мои глаза наткнулись на плотную стопку пожелтевших газет, которые стояли отдельно от других под библиотекарской стойкой. Сама стойка располагалась впритык к открытой двери в коридор, и уже оттуда было видно стоящую вполоборота Обухову, которая молча ждала, когда старичок наконец уйдет. Газетная стопка была связана веревкой накрест, и под ней был тетрадный лист с какими-то крупными каракулями. Я прищурился и увидел две большие литеры, небрежно выведенные карандашом: «Т.А.». Татьяна Александровна. Это для нее! Я встал на карачки и стал двигаться к стойке.
– Спасибо вам. Я очень быстро прочитаю.
– Да-да. Как только прочтете, приходите опять, – библиотекарша вышла в коридорчик и выпроваживала старичка.
– А я вам ничего не забыл принести? – старичку очень хотелось поговорить, но библиотекарша действовала проворно.
– Я потом посмотрю. У меня посетительница. Она ведь вас пропустила…
Я уже дополз до самой стойки.
– Все, все, я уже ухожу. Еще раз спасибо вам. Я быстро прочту.
Моя рука дотянулась до газетной стопки.
– Я не сомневаюсь. Всего хорошего!
Дверь скрипнула и застала меня в позе эмбриона под библиотечной стойкой, с газетами в руках. Мне не хватало нескольких секунд, чтобы скрыться в глубине зала. – Татьяна Александровна, идемте сюда!
Библиотекарша не сразу прошла за стойку, а остановилась перед входом, дожидаясь Обухову, чем я сразу же и воспользовался, быстро прошмыгнув обратно за стеллажи.
– Тоня, ты мне сделала большую услугу, и я в долгу не останусь, – заговорила Обухова, почему-то обращаясь к библиотекарше на «ты».
Тем временем я прошел три стеллажа и остановился в самом конце зала у стены.
– Не поняла! – я услышал удивленный возглас Тони. То, что она «не поняла», я крепко сжимал в руках. – Я же их десять минут назад сюда положила.
– Где подшивка? – голос у Обуховой мгновенно изменился и стал отдавать злобой.
– Татьяна Александровна, не волнуйтесь! Сейчас я их найду, – библиотекарша стала виновато оправдываться. – Наверное, автоматически унесла обратно, чтобы никому на глаза не попались. Вы же просили.
Библиотекарша стала приближаться ко мне, змейкой обходя каждый стеллаж и заглядывая поочередно на каждую полку.
– Сейчас, сейчас найду, – скорее уговаривала она себя. Хотя, действительно, скоро найдет.
Я стал думать, что сейчас делать. Дико закричать, ошеломив тут всех, и выбежать с газетами на улицу? Или ударить кулаком сначала Тоню, которая ни в чем не повинна, а затем Обухову (а уж ту с большим удовольствием)?
Мои мысли прервал голос Обуховой, который остановил Тоню перед предпоследним стеллажом, за которым стоял я:
– Тоня, ты ведь понимаешь, что если не будет газет, могут случиться неприятности с твоим Вовочкой?
– Татьяна Александровна! Пожалуйста! Я сейчас их найду, – сказала Тоня плачущим голосом. – Не надо только Вовочку. Он у меня единственный. У него ведь и так такие ужасные проблемы с позвоночником!
Теперь библиотекарша уже точно начала плакать.
– Не будет газет, настанет беда, – голос Обуховой в этот момент звучал особенно мерзко.
Мне сейчас захотелось взять нож и перерезать этой тварюке горло. Но ножа у меня не было, а потому, пока Тоня стояла лицом к Обуховой, я быстро прошел два стеллажа вперед, оставив, таким образом, библиотекаршу за своей спиной. Мне стало жаль и Тоню, и, как я понял, ее сына Вову с проблемным позвоночником, но газеты мне нужны сейчас не меньше чем ей.