Вероятно, как и многое другое, предательство Дромандуса не имело никакого значения. Как свидетельствуют историки военного дела, изучавшие "Меч возмездия" и снаряды РОГ-8, во всем мире не существовало брони или оружия, могущих спасти капитана Глефода. Поломка щита, таким образом, оказалась лишь проявлением космической иронии, ухмылкой той скрытой силы, для которой смерть капитана, крушение гурабской династии и триумф Джамеда и Туамот были одинаково важными деталями в великой мозаике исторического процесса.
Но Дромандус не знал, что, став верным, совершил предательство. Он чувствовал себя прекрасно, дух в нем кипел и рвался ввысь.
— Где мне вас встретить?! — воскликнул он. — Сейчас я ухожу, у меня осталось неоконченное дело, но скоро я присоединюсь к вам, и в руках моих будет Щит!
Взоры собравшихся обратились в Глефоду.
— Мы соберемся на площади Гураба Первого, — сказал тот. — Мы пройдем маршем по Главной улице, и люди увидят, что их есть кому защищать. Ты будешь с нами?
— Да! — крикнул Дромандус. — Я буду, буду!
И с этими словами он поднялся и, расталкивая своих новых товарищей, побежал к выходу. Двери стрип-клуба распахнулись, Дромандус выбежал на улицу, ноги сами несли его по мостовой. Не разбирая дороги, он бежал и бежал, пока не оказался перед домом полковника Конкидо. Полковник как раз сел обедать, и сотрапезником его был начальник столичной полиции Цайтблом, тоже предатель, только менее ревностный.
Паек, что полагался Конкидо от династии, которую он предал, был куда разнообразнее, чем тот, что получал Глефод, оставшийся династии верным. На тарелке перед полковником шкворчала свиная котлета с горошком, в бокале рубиново алело вино, а сам Конкидо как раз говорил с Цайтбломом о Дромандусе, о том, как ловко лишил его души, накоплений и дедовых часов.
— Ты понимаешь, — говорил он, — у него семь — у меня восемь, у него дама — у меня король. Он — тузом, я — козырем. Спустил все!
— Правильно, правильно, — качал жирным подбородком Цайтблом. — Не будь дураком и знай свою меру. Надеюсь, ты не стал играть в великодушие? Некоторых людей надо держать в узде: проиграл — плати, а иначе они берут себе в голову.
— Я поступил лучше, дорогой, — сказал Конкидо. — Ну на кой черт мне его часы? Видит Бог, это трофей скверный. Я сделал умнее, я мыслил стратегически. Кто такой этот Дромандус, а?
— Понятия не имею, — ответил начальник полиции и закинул себе в пасть половину лежащей перед ним куриной грудки. — Никогда не интересовался Дромандусом, он же все равно что блоха.
— Во-от, — протянул Конкидо. — Блоха, говоришь. Блоха, да. Но ты умей и блоху поставить на службу, если надо. В этом и разница между нами, Цайтблом. Ты отмахиваешься от блохи, я подшиваю ее к делу. Поэтому я — полковник тайной службы, а ты — просто полицейский. Не обижайся, я говорю это не для того, чтобы тебя оскорбить. Мы друзья и всегда таковыми останемся. Рука руку моет. Так вот послушай меня, Цайтблом. Этот Дромандус — ничтожество, но именно потому для меня он ценнее, чем слиток золота такого же размера. Кто заметит ничтожество, кто обратит на него внимание? А ничтожество все видит, ничтожество все доносит… И, конечно, ничтожество старается доказать, что оно не так уж и ничтожно. Оно готово на любую подлость — лишь бы ты сказал, что никакой подлости в нем нет. Так что часы, дорогой, это вздор. Я отдал ему их, а еще вернул деньги, все до последнего дукатино. Я отдал Дромандусу его проигрыш, чтобы получить самого Дромандуса, от головы до задницы, целиком. Теперь он мой раб и пляшет по первому же требованию. А когда династия будет свергнута, я отдам его тебе. К этому времени в нем уже не останется ничего человеческого, это будет доносчик чистой воды, работающий за идею. Ну, как тебе такой подарочек?
— За тебя, Конкидо, — поднял бокал начальник полиции. — За тебя и твою чудесную щедрость.
— За меня, — согласился полковник и поднял свой бокал. В этот миг дверь обеденной распахнулась, и сквозь вино Конкидо увидел знакомый силуэт — маленький, тощий, с растрепанными волосами. — А, вот и он, легок на помине. Входи, Дромандус, входи, мальчик мой, и поведай о своих приключениях. Видишь ли, Цайтблом, у нас здесь нарисовались герои. Все идет по плану, Освободительная армия близка, но кому-то не дает покоя собственная глупость. Поскольку же Дромандус умен — ты ведь умен, Дромандус, да? кивай, если приказывают! — то ему по силам прийти и умом разрушить эту глупость. Я, разумеется, говорю об этой Когорте Энтузиастов, которую задумал собрать Аарван Глефод. Ты знаешь этого Глефода, Цайтблом?