Мундир гвардейца Криз надел так, словно тот принадлежал ему по праву, был настоящей его одеждой.
Один за другим оделись все, и таким образом, в распоряжении Глефода оказалось:
28 рыцарей,
14 самураев,
19 гурабских гвардейцев,
2 боевых аквалангиста,
16 ландскнехтов,
7 бедуинов,
9 катафрактариев (увы, без лошадей),
21 нигремский лучник,
7 конкистадоров,
4 сапера,
14 булавоносцев,
24 пищальника,
11 гусаров,
6 кирасиров,
5 мушкетеров,
14 гоплитов,
15 индейцев,
14 копейщиков,
3 пещерных людей
и 1 берсерк, голый по пояс, в истертых кожаных штанах, с бутафорской секирой — берсерк, в которого после недолгих раздумий перевоплотился щуплый Дромандус Дромандус.
Все это шумное оживленное переодевание походило на веселую игру — но кто же был в ней соперником, кому вознамерились противостоять эти смешные и беспомощные люди, безумцы, околдованные громкими словами, потерявшие всякую связь с реальностью — неудачники, самоубийцы, непобедимые воины и дураки?
Согласно Большой Гурабской энциклопедии, в Освободительную армию, ведомую Джамедом и Наездницей Туамот, входило примерно 800 000 солдат — плюс-минус тысяча, что, безусловно, увеличивало шансы на победу. Каждый из этих бойцов был высококлассным профессионалом, обученным уничтожать противника любыми подручными средствами — от смертоносных боевых искусств до свернутого в трубочку листа бумаги. На момент падения старого мира наиболее эффективным таким средством была новейшая лучевая винтовка, полмиллиона которых Освободительной армии любезно предоставили оружейные магнаты Гураба.
Если признать, что каждый человек — отдельная вселенная, уникальная и неповторимая, целый мир, чьи мысли и чувства существуют один-единственный раз, то данная винтовка в режиме беглого огня могла уничтожать до четырехсот пятидесяти таких вселенных в минуту, в то время как батарея ее была рассчитана на шестнадцать часов непрерывной стрельбы.
И, конечно, оставался еще линейный крейсер «Меч возмездия» — главный козырь Освободительной армии, преподнесенный ей маршалом Аргостом Глефодом в знак верности и примирения. Окутанный невидимым силовым полем, уязвимый разве что для атомной бомбы, для Джамеда Освободителя крейсер был достаточной причиной, чтобы простить маршалу порку на площади Гураба Первого и с распростертыми объятиями — как мудрый человек, умеющий прощать прошлое — принять его в новом, прекрасном и радостном мире.
Крейсер плыл над Гурабом, как воплощение неодолимой силы, словно Рок, вознамерившись уничтожить Глефода, облекся по случаю в пятьсот слоев равнодушной брони. За его орудиями, спроектированными лучшими инженерами своего времени, сидели лучшие наводчики из всех, что мог предложить Джамеду современный мир. Победа была предрешена: зная о крейсере, любому врагу следовало бежать без оглядки. Ему даже не нужно было стрелять, ибо всякую надежду он подавлял одним своим присутствием.
Однако, перед тем, как война окончилась, и старый Гураб уступил место новому, «Мечу возмездия» все же пришлось сделать выстрел.
Но почему? Ответ на этот вопрос Томлейе пока не известен.
Сравнивая мощь Освободительной армии и Когорты Энтузиастов — если к последней вообще применимо понятие «мощь» — она приходит к двум выводам, один из которых очевиден, а другой парадоксален.
Первый: разница в силе была настолько велика, что не заметить ее мог только слепой или сумасшедший.
Второй: разница в силе была настолько велика, что, фактически, не имела никакого значения. Абсурдная, неправдоподобно огромная, она оказалась словно бы вынесена за скобки, и это странным образом делало замысел Глефода если не менее безумным, то более понятным психологически. Чем надлежало быть грядущему бою во имя отцовской любви, так это испытанием, столкновением доблести с доблестью, отваги — с отвагой.
В конце концов, друг с другом сражаются люди, а не цифры.
Думал ли об этом Глефод?
Едва ли.
Понимал ли он это?
Да.
Когда подошел его черед облечься в выдумку, оказалось, что запасники опустели, а витрины разобраны, и цельного костюма, отражающего то или иное время, собрать нельзя. Предводителю Когорты, Глефоду достались разрозненные остатки: юбка легионера, которую пришлось надеть поверх брюк, фракийская маска с выпученными глазами, самурайский панцирь (краем глаза Глефод увидел заводской ярлычок с датой выпуска, но предпочел немедленно выбросить его из памяти) и, наконец, диковинное устройство, которое верные его воины отыскали в самой дальней кладовке.