– Она что-то знала... – пробормотал он. – Про «Силу Любви». И про Шута. Как она...?
– Котики... – глухо прорычал Копейкин, сжимая серебро так, что монеты чуть не сплющились в его тролльей лапе. – Гильдия отбросов... Канализация... Рыбный ряд. Значит, пахнуть будем, как последние бомжи в унитазе общежития. Ладно, пошли. Может, хоть там найдем, где переночевать подешевле. Или где сортир свободный... – Он злобно ткнул пальцем в живот. – ...а то он у меня еще бурлит после твоей «Любви», Печень! Как будто там единорог с розовым рогом скачет!
Они стояли спиной к сияющему, недоступному Фолбургу. Перед ними лежал город, но они все еще были снаружи. У них в руках – жалкие гроши и абсурдный наказ искать гильдию в недрах канализации. У них в душе – унижение от базара нищих и позор «диарейного» боя. Но был и первый выполненный квест, пусть и за шарик. И была странная, тревожная надежда в словах старухи про Хаос и Шута. Маленькие, уродливые, заляпанные фиолетовым, они были готовы нырнуть в самое дно этого игрового мира. Потому что другого пути у них не было. Они были Отбросами. И их путь лежал вниз.
Глава 10. Гильдия отбросов
Величественные шпили Фолбурга резали небо где-то высоко-высоко, напоминая о недоступном мире чистых мантий и звенящего золота. Герои же стояли спиной к этому сиянию, лицом к лицу с его антагонистом – Рыбным Рядом. Воздух здесь был густым, липким, пропитанным ароматом тысяч рыбьих потрохов, выброшенных на мостовую и гниющих под солнцем. Крики торговцев сливались с визгом чаек и гулом толпы в какофонию, от которой звенело в ушах.
– За Рыбным рядом, говорила... – Плюх морщил зеленый нос, который и так сморщился до предела. – Где воняет отчаяньем... А тут, по-моему, просто воняет. Точнее, воняет так, что отчаянье само приходит.
– Не ной, ушастый, – буркнул Копейкин, его троллье лицо было мрачнее тучи. Десяток жалких серебряных монет жалко звенели в его кармане. На вход в город – ни на одного. – Ищи решетку. Или щель. Или дырку в земле. Раз гильдия в канализации – значит, вход где-то тут.
Они брели вдоль глухой задней стены складов, утыканных ржавыми крюками и заляпанных рыбьей чешуей. Запах усиливался, смешиваясь с запахом старой ржавчины и влажного камня. И тут Печенька ткнул костлявым пальцем недогнома:
– Вон. За той горой пустых бочек.
Неприметная, покрытая толстым слоем зеленовато-черной слизи и водорослей решетка вмурована в основание стены. Из нее сочилась мутная жижа, образуя зловонную лужу. Рядом валялась полуразвалившаяся деревянная крышка, явно не закрывавшаяся годами.
– Ну что ж, – вздохнул Печень, с отвращением глядя на темный провал под решеткой. – Добро пожаловать... на дно.
Спуск по скользким, обросшим мхом каменным ступеням был похож на погружение в желудок больного дракона. Воздух становился спертым, влажным, пропитанным миазмами гнили, затхлости и чего-то еще, не поддающегося описанию. Сверху доносился приглушенный гул рынка, здесь же царили свои звуки: навязчивое капанье воды, писк и шорох невидимых в полумраке тварей, отдаленные, искаженные эхом крики. Факелы, закрепленные в стенах кое-где, чадили вонючим жиром, отбрасывая прыгающие тени.
В конце лестницы тоннель расширялся, образуя нечто вроде прихожей. Посреди этого «зала», на перевернутой бочке, восседала фигура. Полуорк. Высокий, сутулый, с кожей землистого оттенка и одним сломанным клыком, торчащим из нижней губы. Одет он был в поношенную кожу, покрытую засохшими пятнами непонятного происхождения. На его плече сидела крыса. Не обычная – размером с кошку, с шерстью клочьями, шрамами поперек морды и глазами разного цвета: один красный, другой – ядовито-желтый. Крыса умывала лапой усы, блестящие глазки-бусинки оценивающе скользили по новоприбывшим.
У стен копошились другие обитатели: тощий гоблин с бегающими глазками, угрюмый человек в потертом капюшоне, пьяный карлик, что-то бубнивший в пустую бутылку.
– Нас... Мудрая Марта послала, – начал Печенька, стараясь не смотреть на крысу. – Ищем Гарта. Гильдия Отбросов.
Полуорк медленно поднял тяжелый взгляд. Хриплый голос, похожий на скрип несмазанных колес, заполнил пространство:
– Марта? Опять своих психов ко мне сбрасывает. – Он ткнул в сторону Печеньки обрубком закопченной трости. – Выглядите как дерьмо. И пахнете... интересно. – Он преувеличенно понюхал воздух. – нотки тухлой рыбы, дерьма и... отчаяния. Сильный букет. Что умеете, кроме как вонять?
Копейкин шагнул вперед, его массивная тень заколебалась на стене.
– Драться, – прорычал он, сжимая кулаки размером с добрую дыню. – Тащить агро. Выживать. И материться так, что уши вянут... но я сдерживаюсь. Котики. Мур-мур.